Книга Курсантки, страница 62 – Людмила Сурская

— В нашем деле лучше всё оставить как есть. Тем более, там даже родители не в курсе. Они счастливы себе потихонечку. Для неё это вообще вроде, как бы игра.

— А почему сейчас сказал?

— Так ситуация. Советую. Распишитесь себе и живите на здоровье. Только не звоня. Будет в пятой две замужних дамы и всего лишь.

— Спасибо, я подумаю. Ты иди, отдыхай. Я займусь ей сам. Разберусь с её нарядом.

— Понятно.

Взводный улыбаясь и почёсывая затылок, ушёл. Богуш не успел, проводив его, повернуться, как, отдаваясь эхом по пустым коридорам, приближались шаги. Возвращалась Маринка.

— Заправилась?

— Это не ресторан, — буркнула она.

— Ах, тебе жаль потерянного приглашения… Марш мыть женский санузел.

— Что я такого сказала… Я вообще просто так сказала…

— Вымоешь ещё и мужской.

Маринка отправилась в кладовку. "Как с ума сошёл. Никогда не видела его в такой ярости. Что я ему сделала…" Но обошлось только женским туалетом. Процесс подходил к концу, когда заявился Богуш.

— Мой руки и садись в машину.

— Зачем, я дойду, — отвернулась она, запихивая швабру и ведро в кладовку, тоесть в место их постоянной дислокации.

— Я «есть» тебя научу когда-нибудь говорить или это неосуществимо?

Маринка пожала плечами. Достала из заначки два банана и очищая на ходу, пошла на выход. Богуш поморщился, «детсад», закрыв кабинет, пошёл следом. Что делать с проблемой под именем Марина, он пока не знал. У общежития было пусто. Народ разъехался. Маринка поднялась к себе. В комнате — никого. Девчонки наверняка уже все дома. Сбросила камуфляж. Накинула халат. Взяла полотенце, побольше пахнущих летом шампуней, чтоб поднять настроение, и подпинывая себя поползла в душ. С удвоенной энергией тёрла щёткой зубы, как будто в чём-то была их вина. Потом на всю мощь, открутила краники. Облила себя шампунями и гелями, натёрла, как следует, и отвела душу под тёплыми струями. В наряде у тумбочки стояла финансистка, оставшаяся из-за не сдавшегося «хвоста».

— Марин, ты чего, вроде ж отстрелялась по полной.

— Зато в другом увязла.

— И что это?

— Наряд.

— Куда же тебя всунули, в столовой и в институте наши стоят. Комплект везде.

— Начальство захочет, дыру найдёт.

— Это уж как водится, но ты не переживай.

— Извини, с наряда, устала, пойду, чай попью.

Напившись, включила телик, но усталость сморила и она уснула. Только стоило майору выключить телевизор, как она вскочила.

— Кто здесь?

— Не пугайся это я, — Алексей присел перед ней на корточки.

Она даже не спросила, что ему надо и, как он здесь очутился. Наверное надо узнать… В открытое окно сунул нос ветерок. От этого шторка на окне, как будто дышит. Создавая иллюзию своего присутствия. Он остался третьим не собирался уходить оставляя их вдвоём. С тоской посмотрела на небо. В квадрат окна были видны звёзды.

— Что вам, товарищ майор? Ещё где-то помыть надо?

Он положил ей голову на колени и тихо сказал:

— Скажи, Алёша.

Всё стремительно стало меняться, как будто выправили резкость, и экран засиял яркими красками, вырисовывая чёткие контуры. Голова, тем более после дремоты, с трудом справлялась со скоростью таких перемен.

Маринка вздрогнула и дёрнулась, пытаясь вырваться и отползти из зоны его притяжения.

— Нет.

— Обиделась?

— Нет.

— Выходи за меня замуж.

Сердце почти не билось, она не была уверена, что жива. Оно оказалось где-то в горле и стало трудно дышать. Ей было страшно. Она боялась его слов, своего отказа… Вскочила. Они стояли и молча смотрели друг на друга.

— Ну и шутки у вас товарищ майор… На таких вертихвостках не женятся. Уходи-те.

Он усмехнулся. Обиделась, а он не мог иначе остановить её, себя…

— Маринка, ну ты же не глупенькая, сколько можно дуться. Это сводит меня с ума. Я больше так не могу.

— Нет, ну что вы, какие обиды! — пожала вздрагивающим плечиком она.

— Маринка, детка…

Но она перебила:

— У меня никогда никого не было, а ты ведёшь себя, как носорог. Говоришь со мной в таком тоне… На красоту вызверился. Ведь она проходит… Не она главное в женщине и любви… Взрослый же мужик мог бы и разобраться…

— Ну, что ты замолчала?

— Я не замолчала, я плачу.

— Не плач я знаю.

— Ничего ты не знаешь… Будешь потом меня всю жизнь надумками попрекать. Уходи.

— Ты не любишь меня, и мне всё померещилось?

— Люблю, но с вами, товарищ майор, не буду.

Богуш поднялся. Сердце колотилось, как бешенное, а к душе словно подвели электроды. Да реальность встретила его не ласково. А чего он хотел после своих коррид. Поторопился. Всё сделал не правильно, не так. Вот осёл.

— Запри замок.

— А можно?

— Я разрешаю.

Ушёл осторожно прикрыв дверь.

"Он действительно был или мне померещилось. Так долго выказывать безразличие, холодность, измываться… Я была уверена, что для него ничего не значу. И вдруг, здрасте вам… Значит, равнодушие показное. Если б знать. А вдруг, всё не серьёзно, сиюминутно нашло. Временное чувство".

Богуш спустился, сел в машину и поехал. Он мчал на страшной скорости. Хорошо ночь и дорога пуста, а то бы аварии не миновать. Гнал, гнал… Куда? Зачем? Потом встал. Стоял часа два. Вылез, огляделся. Куда занесло на эмоциях? Парк. Прошёлся. В лунном свете он выглядел мистически, а розы на клумбе сказочно красивыми. Вернувшись к машине, взял нож и, оглядевшись, принялся резать. Как всегда ложкой дёгтя в бочке мёда подвалили менты. Бежать было бесполезно. Порадовался тому, что машина не видна отсюда. Сложив нож и засунув его в карман, решил поговорить с ребятами и всё решить миром. Виноват. Готов заплатить любой штраф. Просил понять — решается судьба. Срочно нужны цветы. А среди ночи взять негде. Поймите и помогите. Молодые менты, вчерашние солдаты, офицера понять не захотели. Попробовали выкрутить руки и засунуть в машину. Богуш встал на дыбы. Берегя букет, попробовал отбиться. Ребятки выхватили оружие. Поняв, что сейчас по нему будут стрелять, он нырнул в кусты и перебежками пошёл к машине. Пули чиркая, косили листву, то справа, то слева, то позади. Милиционеры не отставали. Когда заработал мотор, и машина рванула с места, по ней, решив что не взять и, усердствуя в меткости, начали стрелять. В голове пронеслось: Неучи. Мазилы. Поняв, что уходит, рванули к своей мигалке. Но Богуш дворами и узкими улочками удрал. Встав под общежитием, отдышался. Забрав букет, и кивнув оторопевшему дежурному, поднялся наверх. Этаж был пуст. Барышни у тумбочки тоже не было. Отлично. Подойдя к двери, постучал. И услышав Маринкино сонное: