Книга Любовница французского лейтенанта, страница 65 – Джон Фаулз

Смесь древнегреческого и гэльского [206] огня в душе Грогана опалила Чарльза. Он долго стоял, глядя на маленького доктора, потом отвел глаза и снова сел у камина спиной к своему мучителю. Воцарилось долгое молчание. Гроган пристально за ним следил.

Наконец Чарльз произнес:

— Я не создан для семейной жизни. Беда в том, что я понял это слишком поздно.

— Вы читали Мальтуса? [207]

Чарльз покачал головой.

— Для него трагедия Homo sapiens [208] состоит в том, что наименее приспособленные размножаются больше всех. Поэтому не говорите, что вы не созданы для семейной жизни, мой мальчик. И не корите себя за то, что влюбились в эту девушку. Мне кажется, я знаю, почему этот французский моряк сбежал. Он понял, что в ее глазах можно утонуть.

Чарльз в отчаянии повернулся к доктору.

— Клянусь честью, что между нами не было ничего дурного. Вы должны мне верить.

— Я вам верю. Однако позвольте задать вам несколько старых, как мир, вопросов. Вы хотите ее слышать? Вы хотите ее видеть? Вы хотите к ней прикасаться?

Чарльз снова отвернулся и, закрыв лицо руками, опустился в кресло. Это было красноречивее всякого ответа. Вскоре он поднял голову и пристально посмотрел в огонь.

— О, дорогой Гроган, если б вы только знали, что у меня за жизнь… Как бесцельно, бессмысленно она проходит… У меня нет никакой нравственной цели, никаких обязательств. Кажется, всего лишь несколько месяцев назад мне исполнился двадцать один год… я был полон надежд, и все они рухнули. А теперь я впутался в эту злополучную историю…

Гроган подошел и схватил его за плечо.

— Вы не первый, кто усомнился в выборе своей будущей жены.

— Она так плохо меня понимает.

— Она? На сколько лет она моложе вас? На двенадцать? И знает вас каких-нибудь полгода. Как она могла вас понять? Она едва успела выйти из классной комнаты.

Чарльз мрачно кивнул. Он не мог поделиться с доктором своей уверенностью, что Эрнестина вообще никогда его не поймет. Он окончательно разочаровался в собственной проницательности. Она самым роковым образом подвела его в выборе подруги жизни, ибо, подобно многим викторианцам, а быть может, и мужчинам более позднего времени, Чарльзу суждено было всю жизнь лелеять некий идеал. Одни мужчины утешаются тем, что есть женщины менее привлекательные, чем их жены; других преследует мысль, что есть женщины более привлекательные. Чарльз теперь слишком ясно понял, к какой категории принадлежит он сам.

— Она не виновата, — пробормотал он. — Это просто невозможно.

— Еще бы. Такое прелестное невинное создание.

— Я не нарушу свою клятву.

— Разумеется, нет.

Молчание.

— Скажите, что мне делать.

— Сначала скажите, каковы ваши чувства по отношению к другой.

Чарльз в отчаянии поднял глаза, потом снова посмотрел на огонь и наконец попытался сказать правду.

— Я сам не знаю, Гроган. Во всем, что касается ее, я — загадка для самого себя. Я не люблю ее. Да и как бы я мог? Женщина, которая так скомпрометирована, женщина, по вашим словам, психически больная. Но… мне кажется… я чувствую себя как человек, одержимый чем-то вопреки своей воле, вопреки всем лучшим качествам своей натуры. Даже сейчас лицо ее стоит передо мной, опровергая все ваши слова. В ней что-то есть. Предчувствие чего-то, способность постичь нечто возвышенное и благородное, нечто несовместимое с безумием и злом. Под наносным слоем… Я не могу вам объяснить.

— Я и не говорю, что ею движет зло. Скорей отчаяние.

Ни звука, кроме поскрипывания пола под ногами доктора, который ходил из угла в угол. Наконец Чарльз заговорил снова.

— Что вы советуете?

— Предоставить все дело мне.

— Вы повидаетесь с ней?

— Я надену походные сапоги. Я разыщу ее и скажу, что вас неожиданно куда-нибудь вызвали… И вы действительно должны уехать, Смитсон.

— Случилось так, что у меня неотложные дела в Лондоне.

— Тем лучше. И я советую вам перед отъездом рассказать все мисс Фримен.

— Я уже и сам так решил. — Чарльз поднялся. Но лицо Сары все еще стояло у него перед глазами. — А она… Что вы собираетесь делать?

— Многое зависит от ее душевного состояния. Вполне возможно, что при нынешних обстоятельствах ее удерживает от безумия лишь уверенность, что вы питаете к ней сочувствие или даже нечто большее. Боюсь, что удар, который она испытает от того, что вы не придете, может вызвать еще более глубокую меланхолию. Это следует предвидеть.

Чарльз опустил глаза.

— Но вы не должны возлагать вину на себя. Не было бы вас, был бы кто-нибудь другой. Такое положение вещей может отчасти облегчить дело. Я знаю, что надо предпринять.

Чарльз уставился на ковер.

— Дом умалишенных.

— Коллега, о котором я упоминал… он разделяет мои взгляды на лечение таких больных. Мы сделаем все возможное. Вы готовы на некоторые затраты?

— На что угодно, лишь бы от нее избавиться… не причиняя ей вреда.

— Я знаю одну частную лечебницу в Эксетере. Там есть пациенты моего друга Спенсера. Она основана на разумных и просвещенных началах. Пока нет надобности ни в каком государственном заведении.

— Боже сохрани. До меня доходили самые ужасные слухи.

— Не беспокойтесь. Лечебницу Спенсера можно считать образцовой.

— Надеюсь, речь идет не о принудительном лечении?

Чарльз почувствовал себя предателем — обсуждать ее как некий клинический случай, думать, что ее заперли в какую-то келью…

— Ни в коем случае. Речь идет о месте, где могут зажить ее душевные раны, где с ней будут бережно обращаться, где найдут для нее занятие… и где она сможет воспользоваться блестящим опытом и заботой доктора Спенсера. У него уже были такие больные. Он знает, что надо делать.

Чарльз заколебался, потом встал и протянул Грогану руку. В его теперешнем состоянии требовались приказы и рецепты, и, получив их, он сразу почувствовал себя лучше.

— Вы спасли мне жизнь.

— Чепуха, дружище.