Книга Имя ветра, страница 90 – Патрик Ротфусс

— Что? — переспросил я.

Он бросил на меня странный взгляд:

— Хранилищный сбор.

— Но раньше никакой платы не было, в «книгах».

Амброз посмотрел на меня как на идиота.

— Потому что это хранилищный сбор. — Он снова перевел взгляд на журнал. — Обычно ты платишь его вместе с платой за первую четверть в аркануме. Но поскольку ты подскочил в ранге, тебе придется заплатить его сейчас.

— А сколько? — спросил я, ища кошелек.

— Один талант, — ответил он. — И тебе придется заплатить его, прежде чем ты сможешь войти. Правила есть правила.

После оплаты места в гнездах талант составлял почти все мои оставшиеся деньги. Я прекрасно понимал, что мне надо напрячь все ресурсы, чтобы собрать деньги за следующую четверть. Если я не смогу заплатить, мне придется покинуть Университет.

Тем не менее это была небольшая плата за то, о чем я мечтал большую часть жизни. Я вытащил из кошелька талант и отдал его Амброзу.

— Мне нужно где-нибудь расписаться?

— Никаких таких формальностей, — сказал Амброз, открывая ящик и вытаскивая оттуда маленький металлический диск. Отупевший от побочных эффектов налрута, я не сразу понял, что это. Оказалось, ручная симпатическая лампа.

— Хранилище не освещено, — буднично сообщил Амброз — Там слишком большие пространства, да и книгам постоянный свет может повредить. Ручные лампы стоят полтора таланта.

Я заколебался.

Амброз кивнул и принял задумчивый вид.

— Многие оказываются без гроша во время первой четверти. — Он залез в нижний ящик и довольно долго там рылся. — Ручные лампы стоят полтора таланта, и с этим ничего не поделаешь. — Он вытащил десятисантиметровую восковую свечу. — Но свечи всего по полпенни.

Полпенни за свечу было весьма хорошей сделкой. Я вытащил пенни:

— Я возьму две.

— Это последняя, — быстро сказал Амброз. Он нервно огляделся, прежде чем впихнуть ее мне в руку. — Вот что: можешь взять ее бесплатно. — Он улыбнулся. — Только никому не рассказывай. Это будет наш маленький секрет.

Я взял свечу, немало удивляясь. Очевидно, я напугал его своими пустыми угрозами. Или этот наглый напыщенный дворянчик был и вполовину не таким гадом, каким я его считал.

Амброз так поспешно завел меня в хранилище, что у меня не было времени зажечь свечу. Когда дверь за мной закрылась, вокруг оказалось темно, как в мешке, единственный отблеск красноватого симпатического света пробивался сквозь щель двери за моей спиной.

Поскольку спичек у меня с собой не было, мне пришлось прибегнуть к симпатии. Обычно я делал это так же быстро, как моргал, но мой утомленный налрутом разум едва смог достичь нужной концентрации. Я стиснул зубы, зафиксировал в уме алар и через несколько секунд, почувствовав, как в мои мышцы вливается холод, вытянул из своего тела достаточно жара, чтобы на фитиле свечи ожил огонек.

Книги.

Окна для прохода солнечного света отсутствовали, и хранилище освещалось только мягким сиянием моей свечи. Полки за полками уходили в темноту. Больше книг, чем я мог увидеть за целый день. Больше книг, чем я мог прочитать за всю жизнь.

Воздух был сухим и холодным. Он пах старой кожей, пергаментом и позабытыми тайнами. Я рассеянно подумал, как удается поддерживать воздух таким свежим без окон.

Прикрывая свечу рукой, я прокладывал свой мерцающий путь между полками, наслаждаясь моментом, впитывая все вокруг. Тени бешено плясали по потолку, когда пламя свечи колебалось.

Налрут уже перестал действовать. Спину дергало, а мысли казались свинцовыми, словно у меня был жар или я крепко приложился затылком. Я знал, что сегодня читать долго не получится, но не мог себя заставить уйти так быстро — после всего, через что я прошел на пути сюда.

Так, осматриваясь, я бесцельно блуждал около четверти часа. Потом обнаружил несколько маленьких каменных комнаток с тяжелыми деревянными дверями и столами внутри. Они, очевидно, предназначались для того, чтобы небольшие группы могли встречаться и беседовать, не нарушая полную тишину архивов.

Я нашел лестницы, ведущие как вниз, так и вверх. Архивы были высотой в шесть этажей, но я не знал, что под землей они тоже продолжаются. Насколько глубоко они уходят? Сколько десятков тысяч книг лежат в ожидании под моими ногами?

Я вряд ли смогу описать, насколько уютно мне было в холодной молчаливой темноте. Я был совершенно счастлив, затерявшись среди бесконечных книг. Знание, что ответы на все мои вопросы где-то здесь и ждут меня, давало мне ощущение безопасности.

Исключительно по воле случая нашел я дверь с четырьмя табличками.

Она была сделана из одного куска серого камня, того же цвета, что и окружающие стены. Косяк толщиной двадцать сантиметров тоже оказался серым и бесшовным камнем. Дверь и косяк так плотно прилегали друг к другу, что в щель не пролезла бы и булавка.

На двери не было петель. И ручки. И окошка или сдвижной панели. Ее выделяли только четыре строгие медные таблички, вделанные в косяк, который составлял одно целое с окружающей его стеной. Можно было провести рукой от одной стороны двери до другой и едва нащупать их очертания.

Несмотря на это, участок серого камня, несомненно, был дверью. Просто был. В центре каждой медной таблички виднелось отверстие — замочная скважина непривычной формы. Дверь стояла неколебимая, как скала, спокойная и равнодушная, как море в безветренный день. Это была дверь не для открывания, а для того, чтобы оставаться закрытой.

В центре ее, между потускневшими медными табличками, в камень глубоко врезалось слово: «ВАЛАРИТАС».

В Университете были и другие запертые двери: места, где хранились опасные предметы и где спали старые позабытые секреты — молчаливо и тайно. Двери, открывать которые было запрещено. Двери, чьего порога никто не переступал, чьи ключи были уничтожены или утеряны, а может быть, эти двери запирались сами для пущей надежности.

Но все они бледнели перед дверью с четырьмя табличками. Я положил ладонь на холодную гладкую поверхность двери и толкнул, вопреки здравому смыслу надеясь, что она откроется от моего прикосновения. Но дверь осталась твердой и неподвижной, как серовик. Я попытался заглянуть в скважины на медных дощечках, но при свете единственной свечи не смог ничего разглядеть.

Я так хотел попасть внутрь, что чувствовал вкус своего желания. Возможно, это демонстрирует извращенную сторону моей личности: хотя я уже наконец был в архивах, окруженный бесчисленными тайнами, меня тянуло к единственной запертой двери, попавшейся мне. Возможно, такова человеческая природа: искать сокрытое и стремиться к недоступному.

Внезапно я заметил ровный красный свет симпатической лампы, приближающийся ко мне среди полок. Это был первый признак, что в архивах есть еще студенты. Я сделал шаг назад и стал ждать, собираясь спросить того, кто идет, что за этой дверью. Что значит «Валаритас».