Книга Страхи мудреца. Книга 1, страница 151 – Патрик Ротфусс

В дверь постучали — громче обычного, настойчивей, чем мальчуган-посыльный, который приносил мне приглашение маэра. Стража! Я застыл в своем кресле. Что будет лучше: открыть дверь и во всем признаться? Или же выпрыгнуть через окно в сад и попытаться все-таки сбежать?

В дверь постучали еще раз, погромче.

— Сэр! Сэр!

Сквозь дверь голос был слышен не очень хорошо, но это не был голос стражника. Я отворил дверь и увидел мальчика с подносом, на котором лежало железное кольцо маэра и карточка.

Я взял то и другое. На карточке трясущейся рукой было нацарапано одно-единственное слово: «Бегом!»

* * *

Стейпс выглядел непривычно взъерошенным и встретил меня ледяным взглядом. Вчера он смотрел на меня так, словно хотел, чтобы я сдох и меня закопали. Теперь же его взгляд давал понять, что закопать можно и так.

Спальня маэра была щедро разукрашена цветами селаса. Их тонкий аромат почти заглушал вонь, которую они призваны были скрыть. Плюс растрепанный вид Стейпса, и мне стало ясно, что мои прогнозы насчет самой тяжелой ночи были недалеки от истины.

Алверон сидел на кровати, опираясь спиной на подушки. Выглядел он так, как и следовало ожидать: изможденным, однако уже не таким потным и терзаемым болью. На самом деле выглядел он почти как ангел. Он восседал в прямоугольнике солнечного света, кожа его слегка светилась, и растрепанные волосы сияли вокруг головы серебряным венцом.

Когда я подошел вплотную, он открыл глаза, и все благолепие развеялось. У ангелов не бывает такого пронзительного взгляда.

— Надеюсь, ваша светлость хорошо себя чувствует? — любезно осведомился я.

— Сносно, — ответил он. Но это был чисто формальный ответ, который мне ничего не сказал.

— Ну а чувствуете-то вы себя как? — спросил я уже менее светским тоном.

Он смерил меня пристальным взглядом, давая понять, что ему не нравится, когда я обращаюсь к нему так фамильярно, потом сказал:

— Старым. Старым и слабым.

Он перевел дух.

— Однако, несмотря на все это, мне лучше, чем в предыдущие несколько дней. Слабая боль, и еще я очень устал. Однако я чувствую себя… чистым. Думаю, кризис миновал.

Про прошедшую ночь я расспрашивать не стал.

— Вам заварить еще чаю?

— Да, будьте добры.

Маэр говорил ровным, вежливым тоном. Не в силах угадать его настроение, я поспешно заварил чай и протянул ему чашку.

Он пригубил чай и взглянул на меня.

— Он какой-то другой на вкус.

— В нем меньше лауданума, — объяснил я. — Слишком большая доза лауданума может повредить вашей светлости. Ваше тело впадет в зависимость от него точно так же, как прежде от офалума.

Он кивнул.

— Обратите внимание, мои пташки живы-здоровы, — заметил он как-то слишком небрежно.

Я заглянул в соседнюю комнату и увидел, что капелюшки как ни в чем не бывало порхают по своей золоченой клетке. Я похолодел, понимая, что означает это замечание. Он по-прежнему не верил, что Кавдикус пытается его отравить.

Я был слишком ошеломлен, чтобы сразу найти ответ, но через пару секунд наконец сумел выдавить:

— Их здоровье заботит меня гораздо меньше, чем ваше. Ведь вам же лучше, не так ли, ваша светлость?

— Такова уж природа моей болезни. Она накатывает приступами, потом вновь отступает.

Маэр поставил чашку. Он отпил не больше четверти.

— В конце концов она оставляет меня вовсе, и Кавдикус может месяцами болтаться в чужих краях, добывая ингредиенты для своих амулетов и зелий. Кстати, — сказал он, складывая руки на коленях, — не будете ли вы столь любезны принести от Кавдикуса мое лекарство?

— Да, конечно, ваша светлость.

Я заставил себя улыбнуться, стараясь не обращать внимания на тревогу, поднимающуюся в груди. Я прибрал беспорядок, который устроил, заваривая ему чай, и распихал свертки и кулечки с травами по карманам своего вишневого плаща.

Маэр милостиво кивнул, закрыл глаза и, похоже, снова погрузился в мирную солнечную дрему.

* * *

— О, наш начинающий историк! — воскликнул Кавдикус, жестом пригласил меня войти и указал на кресло. — Прошу прощения, я на секундочку!

Я опустился в мягкое кресло и только теперь обратил внимание на выставку колец на соседнем столике. Кавдикус устроил для них специальную подставку. Каждое кольцо лежало именем наружу. Их было много-много, и серебряных, и железных, и золотых.

Мое золотое кольцо и железное кольцо Алверона лежали на отдельном подносике на том же столе. Я забрал их, обратив внимание на этот непринужденный способ вернуть кольцо без лишних слов.

Я с молчаливым любопытством разглядывал просторную комнату в башне. Чего ради он может пытаться отравить маэра? Это место — просто идеал любого арканиста, не считая, разумеется, самого Университета.

Любопытствуя, я поднялся на ноги и подошел к книжному шкафу. Библиотека у Кавдикуса была весьма внушительная, на полках теснилось не менее сотни книг. Многие названия были мне знакомы. Некоторые имели отношение к химии. Другие были алхимическими трактатами. В третьих речь шла о естественных науках, травничестве, физиологии, бестиологии. Большинство же книг, по всей видимости, представляли собой исторические труды.

Тут меня осенила мысль. Быть может, я сумею воспользоваться природной винтийской склонностью к суевериям. Если Кавдикус серьезный ученый и притом хотя бы наполовину суеверен, как все винтийцы, он может что-то знать о чандрианах. А главное, раз я строю из себя малоумного аристократика, мне не придется тревожиться о том, что такие расспросы повредят моей репутации.

Кавдикус вынырнул из-за угла и, казалось, был слегка застигнут врасплох, обнаружив меня возле книжного шкафа. Однако он быстро взял себя в руки и вежливо улыбнулся.

— Нашли что-нибудь интересное?

Я обернулся, покачал головой.

— Да нет, не особенно. А вы что-нибудь знаете о чандрианах?

Кавдикус тупо уставился на меня, потом расхохотался.

— Я точно знаю, что они не заберутся к вам в спальню и не украдут вас из кроватки! — сказал он и сделал мне «козу», как младенцу.

— Так вы не интересуетесь мифологией? — спросил я, подавив прилив разочарования при виде его реакции. Я попытался утешиться тем, что этот вопрос окончательно сделал меня в его представлении полоумным лордишкой.

Кавдикус фыркнул.

— Ну какая же это мифология! — пренебрежительно ответил он. — Это фольклором и то не назовешь! Так, вздорные суеверия. Я на такое времени не трачу. И ни один серьезный исследователь этим заниматься не станет.

Он принялся слоняться по комнате, закрывая бутылки и расставляя их по полкам, поправляя стопки бумаги, возвращая на место раскрытые книги.