Книга Страхи мудреца. Книга 2, страница 116 – Патрик Ротфусс

Это было точно то же самое движение, которым Вашет тысячу раз осаживала меня за последний месяц. Я не выдержал. Я расхохотался.

Вашет и Шехин грозно уставились на меня. Действительно грозно.

Магуин обернулась и посмотрела на меня. Она, похоже, не рассердилась.

— Ты смеешься над именем, которое я тебе дала?

— Ни в коем случае, Магуин! — сказал я, старательно изобразив перевязанной рукой жест «почтение». — Имена чрезвычайно важны.

Она по-прежнему не сводила с меня глаз.

— А что может варвар знать об именах?

— Кое-что может, — сказал я, снова пытаясь что-то изобразить перевязанной рукой. Без этого я не мог придавать своим словам тонкие оттенки значения. — В своей далекой стране я изучал подобные вещи. Я знаю больше многих, хотя этого все еще мало.

Магуин долго смотрела на меня.

— Тогда тебе известно, что не следует никому называть свое новое имя, — сказала она. — Это очень личное, и делиться им опасно.

Я кивнул.

Магуин, похоже, удовлетворилась этим. Она опустилась в кресло и раскрыла книгу.

— Вашет, кроличек мой, заходила бы ты ко мне почаще!

Ласковый, любовный укор.

— Ладно, бабушка, — сказала Вашет.

— Спасибо тебе, Магуин, — сказала Шехин. Почтительная благодарность.

Старуха рассеянно кивнула, и Шехин повела нас прочь из пещеры.

* * *

Позднее, тем же вечером, я вернулся к дому Вашет. Она сидела на лавочке у входа и смотрела на небо и на заходящее солнце.

Она похлопала по лавочке рядом с собой, и я сел.

— Ну что, каково это — не быть больше варваром? — спросила она.

— Да в общем-то все то же самое, — сказал я. — Только чуть пьянее.

После ужина Пенте затащила меня к себе домой, там устроили нечто вроде вечеринки. Хотя лучше назвать это собранием: там ведь не было ни музыки, ни танцев. И все-таки я был польщен тем, что Пенте потрудилась отыскать еще пять адемов, которые были не прочь отметить мое принятие в школу.

Я с удовольствием обнаружил, что все адемское бесстрастие развеивается после нескольких кружек выпивки: вскоре мы уже все щерились, точно варвары. Это помогло мне расслабиться, тем более что мое собственное плохое владение языком теперь можно было списывать на перевязанную руку.

— Сегодня днем, — осторожно сказал я, — Шехин говорила, что знает историю о ринтах.

Вашет обернулась и посмотрела на меня. Лицо у нее было непроницаемым. Колебание.

— Я искал нечто подобное по всему миру, — сказал я. — Мало на свете вещей, которые я ценю выше.

Полная откровенность.

— И я тревожусь, что не сумел как следует дать это понять Шехин.

Вопрос. Настойчивая просьба.

Вашет посмотрела на меня, словно ожидая продолжения. Потом жестом показала: нежелание.

— Я скажу ей об этом, — пообещала она. Заверение. Кончено.

Я кивнул и оставил эту тему.

Мы с Вашет некоторое время сидели в дружеском молчании, пока солнце медленно опускалось за горизонт. Она перевела дух и глубоко вздохнула. Я осознал, что мы еще никогда не сидели вот так, за исключением тех случаев, когда дожидались, пока я отдышусь или приду в себя после падения. До сих пор каждая минута, которую мы проводили вместе, так или иначе была посвящена моему обучению.

— Сегодня вечером, — произнес я наконец, — Пенте мне сказала, что у меня прекрасный гнев и она хотела бы, чтобы я им с нею поделился.

Вашет хихикнула.

— Ей не потребовалось много времени!

Она понимающе взглянула на меня.

— И что было?

Я немного покраснел.

— Э-э… Она… напомнила мне, что адемы не считают телесный контакт чем-то особенно интимным.

Ухмылка Вашет стала почти что похотливой.

— И что она, накинулась на тебя?

— Ну, почти, — сказал я. — Я все-таки стал попроворней, чем месяц назад.

— О, вряд ли ты достаточно проворен, чтобы сбежать от Пенте, — сказала Вашет. — Она ведь хотела только любовных игр. Ничего дурного тут нет.

— Ну, я и решил у тебя спросить, — медленно произнес я. — Узнать, точно ли тут нет ничего дурного.

Вашет приподняла бровь, одновременно показав легкую озадаченность.

— Пенте, конечно, миленькая, — осторожно сказал я. — Но все-таки мы с тобой… Ну…

Я попытался найти подходящее выражение.

— …Были близки.

На лице Вашет отразилось осознание, и она расхохоталась.

— Ты имеешь в виду, что мы занимались сексом? Близость между наставником и учеником куда теснее этой!

— Ага, — сказал я, успокоившись. — Что-то в этом духе я и подозревал. Но все-таки хорошо знать наверняка.

Вашет покачала головой.

— Я и забыла, как это у вас, варваров, — сказала она. Ее голос был полон ласковой снисходительности. — Прошло так много лет с тех пор, как мне пришлось это объяснять моему поэту-королю!

— Так ты, значит, не обиделась бы, если бы я… — я сделал перевязанной рукой неопределенный жест.

— Ты молод и энергичен, — сказала она. — Для тебя это естественно. На что мне обижаться? Или я хозяйка твоему сексу, чтобы беспокоиться, с кем ты им занимаешься?

Вашет остановилась, как будто ей что-то внезапно пришло в голову. Она обернулась и посмотрела на меня.

— А тебя что, обижает, что я все это время занималась сексом с другими?

Она пристально вгляделась в мое лицо.

— Я вижу, ты изумлен.

— Изумлен, — признался я. Потом покопался в себе и с удивлением обнаружил, что не знаю, как именно я к этому отношусь.

— Я чувствую, что должен был бы обидеться, — сказал я наконец. — Но, по-моему, я не обижен.

Вашет одобрительно кивнула.

— Хороший знак. Это говорит о том, что ты становишься культурным человеком. Это еще одно убеждение, в котором тебя воспитали. Оно как старая рубашка, из которой ты вырос. А теперь, приглядевшись, ты видишь, что она и с самого начала была некрасива.

Я немного поколебался и спросил:

— Мне просто интересно, а сколько мужчин у тебя было с тех пор, как мы вместе?

Вашет этот вопрос, похоже, удивил. Она поджала губы, долго смотрела в небо, потом пожала плечами.

— Со сколькими людьми я с тех пор разговаривала? Или спарринговала? Сколько раз я ела, сколько раз выполняла кетан? Ну кто это считает?