Книга Ключи Царства, страница 21 – Арчибальд Кронин

— Она уехала… да… Полли уехала на пару дней в Уитли-бей.

— Когда же она вернется?

— Возможно… завтра…

— А где Нора?

— Нора… — Нэд говорил совершенно безжизненным голосом. — Она уехала с тетей Полли.

— Понимаю, — Фрэнсис почувствовал прилив облегчения. — Вот почему она не ответила на мою телеграмму. Но Нэд… а ты… ты-то здоров, я надеюсь?

— Я здоров, Френсис. Может быть, погода на меня немножко действует… Но таким, как я, ничего не делается, — тут его грудь вдруг стала вздыматься, и юноша с ужасом увидел, что по яйцеобразному лицу Нэда текут слезы.

— Ну, а теперь иди отсюда и поешь чего-нибудь. Там в буфете полно всякой всячины. Тэд даст тебе, что ты захочешь. Он внизу в баре. Он был опорой для нас, Тэд.

Взгляд Нэда побродил вокруг и снова уперся в стену. Фрэнсис, совершенно ошеломленный, повернулся и понес чемодан в свою маленькую комнату. Проходя по коридору, он увидел, что дверь к Норе была открыта. Чистое белое уединение этой комнаты заставило его в неожиданном смущении отвести глаза.

Фрэнсис поспешил вниз. Бар был безлюден, даже Скэнти исчез куда-то, — его опустевший угол приковывал к себе внимание и казался невероятным, как брешь, пробитая в прочной толще стены. Но за баром, ловко перетирая стаканы, без пиджака, стоял Тадеус Гилфойл. Когда юноша вошел, Тэд сразу перестал насвистывать. Заметно пораженный, он помедлил с минуту, прежде чем протянуть ему в знак приветствия мягкую, слегка влажную руку.

— Ну и ну! — воскликнул он. — Вот это приятное зрелище!

Вид собственника, с каким держал себя Гилфойл, был отвратителен. Но Фрэнсис, теперь уже крайне встревоженный, сумел принять безразличное выражение и беспечно сказал:

— Я удивлен, видя вас здесь, Тэд. Что случилось с газовым заводом?

— Я ушел оттуда, — ответил тот спокойно.

— Почему?

— Чтобы быть здесь. Постоянно, — он поднял стакан, и осмотрев его со знанием дела, подышал на него и начал полировать. — Когда они меня попросили, что еще я мог сделать?

Фрэнсис чувствовал, что нервы его напряжены до предела.

— Во имя неба, что все это значит, Гилфойл?

— Мистер Гилфойл, Фрэнсис, если вы не возражаете… — упрек прозвучал с явным самодовольством. — У Нэда просто сердце болело оттого, что я занимал такое неподходящее место. Он совсем сдал, Фрэнсис. Сомнительно, что он когда-нибудь опять станет самим собой.

— А что с ним произошло? Вы говорите так, будто он сошел с ума.

— Так оно и было, Фрэнсис, так оно и было, — Гилфойл тяжело вздохнул, — но теперь он опять в своем уме, бедняга.

Тэд внимательно наблюдал за Фрэнсисом и, видя, что он намерен сердито оборвать его, захныкал:

— Ну, ну… Вам вовсе ни к чему задирать нос передо мной. Я-то как раз поступаю хорошо. Спросите отца Фитцджеральда, если не верите мне. Я знаю, вы всегда меня недолюбливали. Я отлично помню, как вы высмеивали меня, когда подросли. А у меня лучшие намерения, Фрэнсис… я всей душой к вам… И нам надо держаться вместе… особенно теперь.

— Почему особенно теперь? — Фрэнсис скрипнул зубами.

— Ах, да, да… откуда же вам знать… ну, конечно… — Тэд боязливо, но самодовольно ухмыльнулся. — Ведь оглашение было сделано первый раз только в прошлое воскресенье. Видите ли, Фрэнсис, мы с Норой собираемся пожениться.

Тетя Полли и Нора вернулись на следующий вечер уже довольно поздно.

Фрэнсис был почти болен от охвативших его дурных предчувствий. Он ничего не сумел выведать у скрытного, как рыба, Гилфойла. В мучительном нетерпении юноша ждал их возвращения и сразу же сделал попытку припереть тётю Полли к стенке. Но та, опомнившись от первого испуга при виде него, тут же закричала:

— Фрэнсис, я же не велела тебе приезжать… — и она поспешила с Норой наверх.

Полли отмахивалась от его назойливых вопросов, снова и снова повторяя:

— Нора нездорова, она больна, говорю тебе… уйди с дороги… мне нужно позаботиться о ней.

Получив отпор, он, холодея от все сильнее овладевавших им мрачных мыслей о приближении какого-то неведомого ужаса, поднялся к себе. Нора едва взглянула на него и сразу же легла в постель. Еще с час он слышал, как Полли суетливо носилась с подносами и бутылками горячей воды и тихо умоляла Нору о чем-то, донимая ее своими заботами. Впрочем, Нора, худая как палка, действительно выглядела больной. Тётя Полли тоже была измучена и совершенно извелась. Фрэнсис заметил, что она небрежно одета и у нее появился новый жест — то и дело быстро прижимать руку ко лбу. Поздно ночью из ее комнаты, смежной с его, он услышал, как Полли тихо молится. Терзаясь этой загадкой, юноша кусал губы и беспокойно ворочался в постели.

Следующее утро выдалось ясным. Фрэнсис встал и по своей привычке пошел к ранней мессе. Вернувшись, он застал Нору во дворе. Девушка сидела на ступеньках крыльца, греясь в полосе солнечного света, у ее ног пищали и суетились цыплята. Она не сдвинулась с места, чтобы дать ему пройти. Фрэнсис постоял с минуту, тогда Нора подняла голову, рассматривая его.

— А… это наш святоша… уже ходил спасать душу!

От ее тона, такого неожиданного, такого спокойно презрительного, он покраснел.

— Кто же служил? Его преподобие Фитцджеральд?

— Нет, служил его помощник.

— Этот бессловесный бык в стойле! Ну, этот хоть безвреден.

Девушка снова опустила голову и стала смотреть на цыплят, подперев худой подбородок совсем прозрачной рукой. Хотя она всегда была тоненькой, Фрэнсиса поразила ее почти детская хрупкость, так не вязавшаяся с замкнутым взрослым выражением глаз и новым серым платьем, уже женским и дорогим, которое ненавязчиво украшало ее. Его сердце плавилось в белом огне нестерпимой боли, которая, казалось, заполнила всю грудь. Беда Норы взывала к нему. Он не глядел на нее. Он колебался. Потом очень тихо спросил:

— Ты уже завтракала? Девушка кивнула.

— Полли насильно пропихнула завтрак мне в горло. Господи! Если бы только она оставила меня в покое!

— Что ты делаешь сегодня?

— Ничего.

Фрэнсис опять помолчал и вдруг выпалил:

— Почему бы нам не пойти погулять, Нора? Как мы когда-то ходили. Такой чудесный день!

Все его чувства к ней потоком устремились из его тревожных глаз. Она не пошевельнулась, но слабая краска оживления проступила на ее худых щеках.

— Меня нельзя беспокоить, — сказала она мрачно, — я устала.

— Ну пойдем, Нора… пожалуйста… Девушка уныло молчала.

— Ладно.

Его сердце застучало глухо и больно. Он бросился в кухню; спеша и нервничая, приготовил несколько бутербродов, отрезал кекса и неумело завернул все в бумагу. Полли не было видно, да сейчас, по правде говоря, ему очень хотелось улизнуть потихоньку от нее. Через десять минут они с Норой сидели в красном трамвае, с лязгом несущемся через весь город. Еще через час они брели бок о бок, не говоря ни слова, к Госфорт Хиллз. Фрэнсис сам не понимал, что побудило его направиться именно сюда. В этот день за городом, где все расцветало, было прелестно, но в самой этой прелести было что-то трепетно-робкое, причинявшее невыносимую боль. Когда они подошли к саду Лэнга, стоявшему в пене цветов, он остановился и попытался разбить тяжелое молчание, лежащее между ними непроницаемой преградой.