
Онлайн книга ««Попаданец» на престоле»
![]() Поверженный оружием Николая противник не разделял восторгов юного кавалериста, но и выказывать недовольства не решался. Да, пусть помолчит, раз заколота в задницу! Не то осерчаю… и на Соловки, как пособницу английского империализма. — Сударыня, вы свободны. Пока свободны. Не знаю, что она услышала в моем голосе, но тут же ее кровь отхлынула от раскрасневшегося даже под толстым слоем белил лица, и дама сомлела. Да что там, натурально хлопнулась в обморок. Никакого уважения к монарху! — Поручик, воды! — Будет исполнено, Ваше… Не договорил, убежал. А почему такой радостный и цветущий, будто клумба перед Домом культуры речников? — Вот, Ваше Императорское Величество! — протягивает кувшин, а сам смотрит с вопросом и ожиданием. — Поручик! — повторил с нажимом. Не признавать же свою оговорку? — Вода нужна не мне, а ей. Хотя постой… бездыханная мадам разговору не помешает? — Никак нет, Ваше… — Спокойнее, юноша, спокойнее. Давай уж по-простому, без титулования… Не верит. — Ну? — Государь? — Вот так-то оно получше. И покороче. А тетку все равно отнеси куда-нибудь… э-э-э… куда-нибудь. — Простите, государь, но это не моя тетка. Да, молод офицерик и жизни не знает. Сюда бы товарища капитана Алымова — живо бы разъяснил немчуре всю его родословную, особенно по женской линии. — Выполнять! Вытравлю моду с царем спорить! Без трибунала в штрафную роту закатаю! Покуда новоиспеченный поручик уносит няньку, можно собраться с мыслями. Можно, но не дают — Мишка ухватился за орденскую ленту и тянет ее, настойчиво просясь на руки, а Николай вскинул деревянную шпагу в воинском салюте: — Bonsoir, papa! — Коленька, — стараюсь, чтобы голос звучал строго, но мягко, — негоже приветствовать своего отца и государя на языке противника. Мальчик смутился и пролепетал: — Доброго вечера, папа. — Потом оживился: — А можно, ты тогда велишь всех учителей прогнать? — Зачем же так? — Но ведь все чужие языки — вражеские? Вот оно как! Совсем малец, а выводы делает весьма правильные и полезные. Но не во всем правильные. — Поди-ка сюда! — Присаживаюсь на низенькую софу, и дети с готовностью и охотой лезут ко мне на колени. — Нешто неучем хочешь жить? — Я хочу царем, как ты! — насупился было Николай. — А почему тебя Павлом Первым зовут? — Ну… в нашем роду с таким именем до меня никого не было. — А с моим? — Тоже. — Значит, буду Николаем Первым! Но сначала генералом и фельдмаршалом. — А скажи, любезный мой генерал-фельдмаршал, как же, не зная языков, пленных допрашивать? Коля задумался, упрямо сжав пухлые губы, и объявил: — На английский, французский да немецкий согласен. А турецкий не буду! Какие же из них враги, коли их только ленивый не бьет? Миша заерзал, полностью соглашаясь со старшим братом, и попросил: — Кази каску! — Сказку рассказать? Какую же? — Стласную. Появившийся Бенкендорф деликатно предложил: — Принести няньку обратно, государь? — Не нужно, сам расскажу. У поручика удивленно взлетели брови — видимо, репутация сумасшедшего царя получила новое подтверждение и еще более упрочилась. — Сказку, говорите? Хорошо, будет вам сказка страшная-престрашная. Про колобка. Я обнял детей, стараясь не прижимать к груди, чтобы не поцарапались о брильянты орденов, прокашлялся и начал: — Было это, дети, во времена столь незапамятные, что немногие старики и упомнят. И жил тогда то ли в Херсонской губернии, то ли в Полтавской отставной портупей-юнкер Назгулко. Надобно добавить, что, несмотря на военный чин, не служил тот почтеннейший муж ни одного дня и ни одной ночи, будучи записанным в полк во младенчестве. По указу же о вольностях вовсе перестал думать о славе русского оружия, занявшись хитроумной механикой в собственном поместье. И был у того господина Назгулко кучер… — Злой, — уточнил Николай. — Почему? — Кучеры все злые, они лошадок бьют. — Хорошо, пусть будет злой. — Это не хорошо, а плохо. — Мы его потом накажем. — Тогда ладно, — согласился мальчуган. — А дальше-то что? — А вот слушайте… И захотел тот кучер как-то пирогов с вишнею. Захотеть-то захотел, но откуда вишням зимой взяться? Делать нечего, приказал своей бабке колобок испечь, а не то в угол на горох поставит да розгами попотчует. Бабке деваться некуда, тесто замесила, колобка испекла и на открытое окошко студиться положила. — Замелзнут… — глубокомысленно заметил Мишка. — Они оба злые, пусть мерзнут, — решил Николай. Я не сразу и сообразил, о чем спор, и лишь потом мысленно хлопнул себя по лбу — про зиму же рассказываю, какие открытые окна?! — И вот лежал наш колобок, лежал, да и надоела ему сия диспозиция. Огляделся, перекрестился, дому поклонился и пошел куда глаза глядят. Да, покатился… и глядели его глаза прямо на дорогу в Санкт-Петербург! Долго ли, коротко ли шел, то никому не ведомо, но повстречалось колобку на пути целое прусское капральство — все при ружьях, с багинетами, морды страшные, а на веревочках за собою мортирную батарею тащат. Главный капрал как глянет, да зубом как цыкнет, да как гаркнет: — Кто ты таков есть? В мой брюхо марш-марш шнеллер! Я есть рюсски земли забирать, рюсски хлеб кушать, рюсски церковь огонь жечь, рюсски кайзер матом ругать! Не растерялся колобок — вынул шпагу булатную да побил неприятеля, а наиглавнейшему капралу ненасытное брюхо в пяти местах проткнул. Николай переспросил с подозрением: — Шпага у него откуда? — Как это откуда? — старательно делаю вид, что сказка именно так и задумывалась. — Будто не знаешь — русский народ может босым-голым ходить, но всегда найдет, чем супостату брюхо продырявить! Далее сказывать? Можно и не спрашивать, даже поручик Бенкендорф закивал, испрашивая продолжения. — И собрал колобок с пруссаков ружья, порох-пули прихватил, мортиры в карман засунул… а найденные талеры в болото бросил — немецкое серебро фальшивым оказалось. — Мортира в карман не поместится! Ага, не поместится… я тоже думал раньше, что трофеев может быть слишком много, пока не познакомился с Мишкой Варзиным. Одна история с подаренным майору Потифорову «Опель-Адмиралом» чего стоит. Но, думается, детям еще рано знать такие подробности. |