Онлайн книга ««Попаданец» на престоле»
— Тебе виднее. Эх, нет во мне таланта товарища Шпанова, чтобы достойно описать дальнейшее. Сначала механическая гильотинка с часовым заводом перерезала что-то, держащее чего-то еще (даже не знаю, что именно, так как заумные объяснения Ивана Петровича толком не понял), и бочки взорвались в воздухе, пролившись огненным дождем в опасной близости от английских кораблей. Промахнулись… не больно-то и хотелось! Следом посыпались снаряды со змеев. На каждом было по десятку, и почти все раскалывались от удара об воду, оставляя большие горящие кляксы, сносимые ветром к эскадре Нельсона. Державин, явившийся продолжать подсчеты, возмутился: — Вы же все сожжете! — Может быть, чего останется, — пожал плечами Кулибин. — Нет, они уходят! — Гавриил Романович отнял от глаза подзорную трубу и посмотрел на меня с обидой ребенка, которому посулили новую дорогую игрушку, но обманули. — Они же уходят, Ваше Императорское Величество! — Вот и замечательно. Неужели вы ждали чего-то другого? — Но как же? Но зачем тогда все это? — Главный фискал Российской империи показал рукой на лебедки, на дымящую печку, на небо, в котором исчезал наш воздушный шар. — Разве не для того, чтобы вынудить к капитуляции? Просто прогнать? — Сражения, дорогой мой Гавриил Романович, выигрываются не фокусами, а… — тут я запнулся, не в силах подобрать слово. — Но все же — зачем? — А как Александр Васильевич Суворов говорил? Удивил — значит, победил! — Мы удивили? — Разве не заметно? Корабли, окутавшиеся парусами, спешили поскорее уйти от расплывшегося по воде огненного пятна. Некоторые так торопились, что сталкивались, а особо невезучие сцеплялись снастями, вызвав одобрительные крики со стороны наблюдающих за бегством русских моряков и артиллеристов. Это хорошо, но где же оно? Нет, не так — ОНО! И почему эти деревянные корыта такие медлительные? Впору самому бежать по волнам, подобно героине Александра Грина, и подталкивать англичан со шведами в корму. Или пинками подгонять. Ну… ну где же? И тут же, будто отвечая на неслышный вопль, у борта одного из шлюпов поднялся столб воды и облако густого белого дыма. Жалко на такую мелочь тратить… Ага, второй, на этот раз линейный корабль. «Сент-Джордж», кажется. И еще… Нет, не зря поставили на кон последний рубль, потратив почти все запасы пороха. Зато теперь фарватер Южного канала на пути отступления неприятеля напоминает тарелку с пельменями. Ну да, обыкновенные морские мины, изобретенные черт знает когда и черт знает кем. Взрываются, правда, через раз, но в данном случае качество компенсировали количеством — были старые запасы, так и не установленные в мирное время по обыкновенному разгильдяйству, новых добавили. Кулибин с Ловицем над начинкой тех и других немного поколдовали, вот и набралось. Это не Финский, это мой залив, и что хочу с ним, то и делаю! И незачем всякой сволочи по нему плавать! Плавать, господа ревнители морских традиций, именно плавать. — От флагмана отвалил баркас, Ваше Императорское Величество, — доложил боцман Котофеев. — Сей же час пристанут. Прикажете расстрелять? — Это всегда успеется. А что за баркас? — Шестивесельный. А еще там офицер с белым флагом. — Никак капитулировать собрались? Экие проказники! — Я посмотрел на Кулибина: — Сходил бы, Иван Петрович, узнал, что им надобно. — А если они не захотят со мной разговаривать? — С целым графом? — Ну и что? К царю же едут, а не к графу. — Да откуда же узнали, что я тут? Механик ткнул пальцем вверх: — А штандарт чей висит? По уму самому бы поговорить, но, боюсь, не удержусь и прикажу повесить парламентеров на ближайшем столбе. Это только внешне выгляжу спокойно, пристойно, иногда даже весело, но внутри кипит скопившаяся злость и требует выхода. Срывать ее на своих? Хватит, было уже такое и едва не закончилось апоплексическим ударом табакеркой в висок. Хотя там и других причин куча, но именно эта послужила поводом и моральным оправданием для многих заговорщиков. Нет, свои, они и есть свои… их нужно любить, холить и лелеять. В определенных пределах, разумеется. — Ну? — Под требовательным взглядом Кулибин поежился, тяжело вздохнул и ушел. — Давно бы так. Отсутствовал граф долго, видно дожидался, пока англичане причалят, но через час вернулся с самым виноватым видом: — Англичане отказываются разговаривать со мной, государь, и просят вашей аудиенции. — Так сюда приведи. — Я звал. — И что? — Не идут, боятся. Даже на берег не вылезают. Угу, мне бы тоже на их месте было страшно вылезать — парламентеры, конечно, лица неприкосновенные, но по недавнему указу любой англичанин, ступивший на землю Российской империи, объявлялся вне закона. Вооруженный считался разбойником и подлежал немедленному уничтожению, а безоружных нужно было отправлять в суд, где они получали по десять лет исправительных работ. В зачет срока шло только рабочее время… Сурово, но… но справедливо. Ладно, этих придется отпустить. В смысле, пропустить беспрепятственно ко мне и дать потом уйти, так как пойти самому — урон государственному престижу. — Гавриил Романович, у тебя бумага и чернила с собой? Ага, вижу, что есть. Выпиши англичанам пропуск. — А как его писать? — Кто у нас здесь писатель? Как хочешь, так и пиши. Державин кивнул и зачеркал пером по листу, иногда в поисках вдохновения почесывая затылок. Через несколько минут закончил, улыбнулся и прочитал вслух: Преотвратнейшим канальям Обещает государь, Что сегодня не повесит, Не сошлет в Сибирску даль. Даже на кол не посадит, Не велит четвертовать, Чтобы впредь премерзки бляди Зареклись бы воровать. Пусть идут, не тронем вовсе, Нам сие невместно есть. И живыми взад отпустим, В том порукой — царска честь! — Изрядно, Гаврила Романович! — восхищенный Кулибин изобразил рукоплескание. — Только вот поймут ли? — Как хотят, так пусть и понимают, — отмахнулся Державин. — Изволите поставить подпись, Ваше Императорское Величество? Признаюсь, ожидал более представительных парламентеров. Там что, адмиралы закончились? Или эти помоложе и, соответственно, понаглее будут? Англичанин смотрит с вызовом, будто делает одолжение присутствием, козел душной… Швед, наоборот, глаза прячет. Ну да, он же представитель недавнего союзника, предательски ударившего в спину. Такое трудно простить, и на его месте любой будет чувствовать себя неловко. Оба хорошо говорят по-русски. Только слова плохие… |