
Онлайн книга «Олимпия Клевская»
Некоторые из разбуженных им оказались дурными друзьями, друзьями Иова; они высмеяли несчастного и выставили его за дверь. Другие, чье сердце еще не очерствело, старались его успокоить, приводя примеры ложных пророчеств, пришедших во сне, и пытались внушить ему, что его сон прошел сквозь ворота из слоновой кости. Но лишь один оказался настоящим другом: он уложил горемыку рядом с собой и до рассвета проговорил с ним о добрейшей и очаровательной Мари Демар, о благонравной мадемуазель Шевийе де Шанмеле, его матушке, так что под конец внушил ему простую истину: обе во всех смыслах превосходные особы не могли желать худого своему мужу и сыну. Пока Шанмеле лежал в кровати рядом с этим другом или просто находился в его обществе, он обрел, как я уже сказал, некоторое успокоение. Однако удар уже был нанесен. Стоило ему покинуть своего утешителя, как навязчивая идея снова поселилась в его мозгу. Как раз наступило воскресенье, давали «Ифигению» господина Расина и какую-то, уж не упомню, из маленьких пьесок, с которой и начали представление. Пока эта пьеска продолжалась, мой дед разгуливал в фойе в костюме древнего грека. Глаза его прикрывал шлем, а бархатная кольчуга была, словно звездное небо, вся усеяна слезинками: похожие на жидкие алмазы, они падали даже на котурны. И его постоянный припев «Прощайте, корзины, виноград уже собран!» звучал довольно жалостно, при том что мотив и так день ото дня становился все более мрачным. Все, кто его в те минуты слышал, говорили себе: «О Боже, как печально Шанмеле сыграет сегодня Улисса!» — Да ведь Улисс, собственно, вовсе не веселая роль, — невозмутимым тоном заметил Баньер, которого это повествование глубоко проняло. — Веселая она или нет, сударь, но могу вас уверить, что в тот день она была сыграна пресквернейшим образом. Барон, исполнявший роль Ахилла, даже растерялся, не зная, что с этим делать, а выступавший в роли Агамемнона Салле, который уже добрый месяц был с Бароном в ссоре, не смог удержаться, чтобы, когда тот обратился к нему со словами: Но отчего же, царь, сей слух вас удивляет? — не спросить его тихонько: «Так что там с Шанмеле, не заболел ли он?» — … В то время как его настоящая реплика, — нетерпеливо вступил Баньер, — должна была звучать так: О небо! Знает он о хитрости моей?! [6] — Именно! Однако же, брат мой, я нахожу вас необычайно образованным. — Меня обучали всему этому в моем семействе, — скромно отвечал юноша. — По окончании представления, — продолжал Шанмеле, — дед мой поостерегся возвращаться домой и укладываться в постель. Он слишком боялся, что стоит ему смежить веки и даже просто остаться в ночи с раскрытыми глазами, как ему тотчас снова явятся мать и супруга. Вот и принялся он бродить по улицам, страшась даже глядеть в темные углы, а с рассветом, как только открылись церкви, отправился в собор святого Евстафия и вручил тамошнему ризничему тридцать су на две заупокойные мессы: по матери и по жене. «Так я вам должен десять су сдачи?» — спросил тот. «Нет, — ответил дед. — Вам еще предстоит отслужить третью: по мне. Оставьте себе все». — Ваш дед был весьма предусмотрителен, — заметил послушник. — Еще как! И вы не замедлите убедиться, насколько он оказался прав, — многозначительно отозвался лицедей и продолжал: — Возвратившись в Комеди Франсез, где актеры иногда завтракали перед репетициями, он сразу же столкнулся нос к носу с Бароном. Тот, разумеется, прошелся насчет его мрачной физиономии. Однако ничто уже не могло разгладить морщины на лице деда, он только потряс головой, всем своим видом говоря: «Ах, если бы ты знал!» И Барон понял. «Так у тебя и вправду на душе тяжело?» — спросил он. «Еще бы, черт меня раздери! Так тяжело, как никогда», — отвечал ему дед. И он зашептал: «Пойдем с нами, пойдем с нами…» «Но, в конце концов, — постарался поддержать шутливый тон беседы Барон: Твое страданье, Шанмеле, не может длиться вечно». «Может, может, — отвечал дед. — Конец ему придет только вместе со мной». «Так расскажи же, в чем дело. Если все так плохо, я хочу знать». «Хочешь знать?» «Разумеется». «Мне нестерпимо видеть, что вы все еще в ссоре с добрейшим Салле». «Ну, знаешь, этот тупица повсюду болтает, что я, видишь ли, старею». «Он заблуждается. Всякому столько лет, на сколько он выглядит, а тебе не дашь и тридцати». «Ну вот, сам видишь, он педант, негодяй, олух!» «Считай его кем хочешь, Барон, но я не желаю умирать, зная, что вы в ссоре, а коль скоро час близок…» «Что это еще такое? Час чего?» «Моей смерти». «Только-то! Что ж, идет, ты меня уговорил, старина, я помирюсь с Салле ко дню твоей кончины», — промолвил Барон. «Так поспеши: это случится сегодня», — ответил дед. И невзирая на возражения упиравшегося Барона: «но…», «однако…», «и все же…» — мой дед заставил-таки его войти с ним в кабачок, где как раз сидел и завтракал Салле. Мой дед заставил Барона сесть напротив его недруга, а сам уселся между ними. — А за едой, как известно, меланхолия рассеивается, — заметил послушник. — Ах, молодой человек, молодой человек! — сокрушенно воскликнул актер. — Вы не замедлите убедиться, сколь вы заблуждаетесь! Хотя оба недруга оказались за одним столом, они продолжали дуться и слегка показывать зубы, однако господин де Шанмеле все с той же своей кладбищенской миной влил в их глотки столько доброго вина, что они мало-помалу поддались. И, видя, как их сердца смягчились, дед мой соединил их руки над столом, а затем, словно показывая, что завершил все отпущенные ему земные дела, уронил голову на их соединенные ладони… — Возможно, он прятал лицо, устрашившись преследовавшего его видения? — предположил Баньер. — Ох, молодой человек, вот суждение, свидетельствующее о вашем здравомыслии! — произнес комедиант. — Все было именно так. Оставаясь в этой позе, мой дед, как показалось его сотрапезникам, пожелал пролить все слезы, что могло вместить его тело. «Ну вот, — заметил Салле, — мы уже смеемся, а Шанмеле все стенает!» «Тут все просто, — весело успокоил его Барон. — Наш благодетель дал зарок перед смертью помирить нас. Мы помирились — вот он и умирает, черт побери!» В ответ на эти слова дед только глубоко вздохнул. Но в этом вздохе было что-то ледяное. Барон и Салле невольно вздрогнули и переглянулись. |