
Онлайн книга «Княгиня Монако»
— Во всяком случае, по-моему, это нечто вроде своеобразной привязанности. — Я вовсе не желаю находиться в каком-либо другом положении по отношению к королю по сравнению с нынешним, но я также не хочу, чтобы у него были любовницы. Вся власть принадлежит мне, и я не собираюсь ни с кем ее делить. Мне кажется, что я возненавидела бы всякую женщину, посмевшую бы оспаривать у меня его приязнь. Я невестка его величества, первая дама Франции после королевы и первая придворная дама, стоящая впереди нее. Любовница отняла бы у меня все это; любовница прибрала бы к рукам этого гордеца, который меня презирал и которого я держу сегодня у своих ног; я не допущу, чтобы у него была любовница. — Значит, у вас отныне не будет ни мужа, ни любовника, раз вы собираетесь всему оказывать противодействие? — Да. — Ах! Я знаю одного человека, который умрет от горя.. — Кто же это? — Надо ли это говорить? — Да, да, скажите. — Мой бедный брат, — сказала я со вздохом. — Граф де Гиш? Мадам сильно покраснела. — Он уже и так наполовину покойник, что же с ним станет? — Несомненно, граф де Гиш — приятный человек; он самый элегантный, самый смелый и самый красивый из дворян, но, но… сударыня, вы ошибаетесь: граф де Гиш меня не любит! В тоне Мадам слышалась величайшая досада, и это вселило в меня надежду. — Как это граф де Гиш вас не любит, сударыня? — Он любил госпожу де Шале, а теперь он любит Лавальер; это ли тропинка к моему сердцу, по-вашему? И если человек метит так высоко, находит ли он удовольствие в том, чтобы смотреть так низко? — Мадемуазель де Лавальер — девица, о которой не стоит говорить, сударыня; она находится возле вашей светлости, потому что вы взяли ее по своей доброте. Безвестная, неприметная, из всех придворных особ она меньше всех способна внушить опасение. С вами нельзя об этом говорить, и все же кто-то должен сказать: не на шутку влюбленный мужчина выбирает именно эту девицу, самую ничтожную простушку из всех, и вы по-прежнему не верите в его чувство, вы даже не допускаете такой возможности! Ах, сударыня! — Вы, случайно, не считаете, что я ревную вашего брата? — перебила Мадам с высокомерием, которое она порой на себя напускала. — Почему бы и нет, сударыня? — отвечала я почти в том же духе. — Ревновали же вы Бекингема! — Я никогда ничего не принимала от кого бы то ни было, не давая что-либо взамен. Мадам хорошо меня знала и потому больше ничего не сказала. Мы молча прогуливались еще с четверть часа. Наконец, принцесса нарушила тишину: — Герцогиня, вы на меня не сердитесь? — Сударыня… — Послушайте, дело в том, что ваш брат меня раздражает своими бесконечными речами, обращенными к этой маленькой дурочке. Она смотрит на него распахнутыми от удивления глазами и ничего ему не отвечает. Как он может находиться рядом с ней? Какое удовольствие он в этом находит? По-дружески посоветуйте ему оставить ее в покое. — Я непременно это сделаю. Во время часовой беседы я узнала Мадам лучше, чем за все минувшие годы нашей дружбы. Я дала себе слово рассказать все брату и направить его по верному пути. В принцессе было больше гордости, нежели любви, больше кокетства, нежели увлечения. Она хотела единоличной власти; сопротивление и соперничество возбуждали ее и придавали тому, что ей не желали давать, больше ценности в ее глазах. Малышку Лавальер следовало использовать для того, чтобы завоевать Мадам; Гиш должен был это понимать, либо он был глупцом. — Итак, герцогиня, подведем итог: что вы мне посоветуете? Останется ли король со мной? Если я смирюсь с графиней Суасонской, единственной возможной соперницей, смогу ли я наверняка убрать ее со своего пути? — Если ваше королевское высочество любит его величество только как деверя… — Нет, нет! — Стало быть, как любовника? — Ничуть не бывало. — Как же тогда? — Я уже вам сказала: это месть. — Она вам нравится? — Ах, еще бы она мне не нравилась! — Что ж, в таком случае растяните ее как можно дольше. Я могу дать вам лишь этот совет. — Я так и сделаю. Что касается графа… — Сударыня, мой брат узнает правду, и я надеюсь, что у него хватит духу ее услышать. — Полно, полно, дорогая моя, он быстро утешится. — Я приложу все силы, сударыня. — Нам пора возвращаться, — произнесла принцесса с досадой, — я устала и хочу спать. Давайте выберем самый короткий путь. — Как будет угодно Мадам. Она снова приняла обиженный вид. Мне хотелось рассмеяться, и я думала про себя, насколько король изменил бы к г-же Генриетте свое отношение, если бы услышал ее слова. Мое мнение таково: король нравился принцессе, хотя она в этом не признавалась; я до сих пор полагаю, что он ухаживал за ней, но не испытывал к ней страстного чувства. Он считал свою невестку такой, какой она была на самом деле: самой пленительной из окружавших его женщин, но сердце короля отнюдь ей не принадлежало. Словом, и он и она были чрезвычайно милы и от природы наделены кокетством; они виделись ежедневно посреди увеселений и забав, и всем показалось, что они испытывают друг к другу влечение, предшествующее большой любви. Ничего подобного не было, и лишь одна я об этом знала. Королева-мать была уверена в обратном и чахла от этого, сидя в своем кресле; Мадам никогда не боялась никого, кроме короля, и отчасти Месье, когда он препятствовал ее развлечениям. Когда мы вернулись, было очень поздно. Мы встретили немало людей, но нас не узнали. Кто же ожидал увидеть нас здесь в такое время? Принцесса не сказала мне ни слова до тех пор, пока не настала пора расстаться. Мэри открыла дверь по условному сигналу. Я сделала Мадам реверанс и ушла; она окликнула меня. — Не забудьте о своих обещаниях, сударыня, — сказала она с улыбкой. — Ни за что не забуду. — Хорошо, посмотрим. Приходите ко мне в два часа, мы пообедаем вдвоем. Месье уйдет к своей матери. — Разве ваше королевское высочество не будет сопровождать его величество? — Нет, — прошептала она мне на самое ухо, — я хочу проверить, сможет ли он обойтись без меня. После этих слов Мадам быстро прошла к себе, а я вернулась в свою комнату. Дверь мне открыла Блондо; она была охвачена сильным волнением. — Ах, сударыня! — вскричала девушка. — Я не знаю, что сейчас произойдет, но вас дожидается Месье. — Месье! В такое время? Что ему нужно? — Не знаю. Он в бешенстве. — Почему? |