Онлайн книга «Соратники Иегу»
|
Бонапарт вздохнул с облегчением. — Ну что ж, посмотрим, чем ты занимался сегодня! — спросил он. — О, я не терял времени даром! Да! — Готов ли декрет Совета старейшин? — Мы составили его сегодня, и я тебе принес пока что черновик. Взгляни, не нужно ли там что-нибудь выбросить или добавить. — Посмотрим! — воскликнул Бонапарт. И, взяв из рук Люсьена бумагу, он стал читать: «Статья 1. Законодательный корпус переводится в коммуну Сен-Клу; два Совета будут заседать там в обоих крылах дворца…» — Это очень важная статья, — заметил Люсьен. — Я заставил поместить ее в самом начале, чтобы она сразу бросалась в глаза. — Да, да, — согласился Бонапарт. И он продолжал: «Статья 2. Они соберутся там завтра, 20 брюмера…» — Нет, нет, — возразил он, — завтра, девятнадцатого. Бурьенн, измени дату. И он передал бумагу секретарю. — А ты уверен, что будешь готов восемнадцатого? — Уверен. Фуше сказал мне позавчера: «Торопитесь, иначе я ни за что не ручаюсь». — «Девятнадцатого брюмера», — повторил Бурьенн, возвращая бумагу генералу. Бонапарт продолжал: «Статья 2. Они соберутся там 19 брюмера в полдень. До этого срока и во всяком другом месте воспрещается продолжать совещания». Он перечитал этот пункт. — Хорошо, — одобрил он. — Никакой двусмысленности. И стал читать далее: «Статья 3. Генералу Бонапарту поручается привести в исполнение настоящий декрет. Он примет все надлежащие меры для обеспечения безопасности народным представителям». Насмешливая улыбка скользнула по словно высеченным из камня губам генерала, но он не прекращал чтения: «Генерал, командующий семнадцатой военной дивизией, гвардия Затодателъного корпуса, местная национальная гвардия, линейные войска, находящиеся в парижской коммуне, в конституционном округе и на всей территории семнадцатой дивизии, немедленно переходят под начало генерала Бонапарта и обязаны ему повиноваться». — Прибавь, Бурьенн: «Все граждане окажут ему поддержку по первому же его требованию». Буржуа до смерти любят принимать участие в политике, и, если они могут быть нам полезны, надо доставить им это удовольствие. Бурьенн исполнил приказание и передал бумагу генералу, который продолжал читать: «Статья 4. Генерал Бонапарт призывается на заседание Совета, дабы получить копию настоящего декрета и принести присягу. Он будет совещаться с комиссарами-инспекторами обоих Советов. Статья 5. Настоящий декрет будет тут же передан через курьеров Совету пятисот и Исполнительной Директории. Он будет напечатан, расклеен и обнародован во всех коммунах Республики при посредстве чрезвычайных курьеров. Париж…» — Даты пока нет, — заметил Люсьен. — Поставьте «восемнадцатое брюмера», Бурьенн. Надо, чтобы декрет захватил всех врасплох! Он будет утвержден в семь часов утра, и необходимо одновременно с утверждением, даже раньше, расклеить его по всему Парижу! — А что, если старейшины откажутся его утвердить? — Тем более оснований будет у нас его вывешивать, простачок! Мы будем действовать, как если бы он был утвержден! — Нужно ли исправить также одну стилистическую погрешность, вкравшуюся в последний параграф? — с улыбкой спросил Бурьенн. — Какую? — обиженным тоном сказал Люсьен, чье авторское самолюбие было задето. — «Тут же», — продолжал Бурьенн. — В таких случаях говорят «тотчас же». — Не стоит исправлять, — заметил Бонапарт. — Будьте спокойны, я стану действовать, как если бы там стояло «тотчас же». После минутного раздумья он прибавил: — Вот ты опасаешься, что декрет может не пройти, но я знаю очень простой способ, который обеспечит нам успех. — Какой же? — Надо созвать к шести часам утра членов Совета, в которых мы уверены, а к восьми часам тех, в ком не уверены. Когда соберутся преданные нам люди, — черт возьми! — нам будет обеспечено большинство голосов! — Но как же так, одних к шести часам, других к восьми?.. — недоумевал Люсьен. — А ты возьми двух секретарей, один из них ошибется, вот и все! Тут он повернулся к Бурьенну. — Пиши! И, расхаживая по комнате, он принялся уверенно диктовать, как человек, заранее и давно все обдумавший. Временами он останавливался посмотреть, поспевает ли перо Бурьенна за его словами. «Граждане! Совет старейшин, носитель народной мудрости, только что утвердил настоящий декрет на основании статей 102-й и 103-й Конституционного акта. Он возложил на меня обязанность принимать меры для обеспечения безопасности национальному представительству и в первую очередь для мгновенного его перемещения…» Бурьенн посмотрел на Бонапарта; тот, конечно, хотел сказать: «срочного». Но генерал не обратил внимания, и секретарь оставил «мгновенного». Бонапарт продолжал диктовать: «Законодательный корпус найдет возможность избавить народных представителей от опасности, которая им грозит при беспорядке, царящем во всех административных учреждениях. В таких чрезвычайных обстоятельствах он нуждается в единодушной поддержке и доверии со стороны патриотов. Объединяйтесь вокруг него! Только таким путем удастся укрепить Республику на основе гражданской свободы, всеобщего благополучия, победы и мира». Бонапарт перечитал эту своеобразную прокламацию и кивнул головой, выражая свое удовлетворение. Потом он взглянул на часы. — Одиннадцать, — произнес он. — Еще не поздно. И, усевшись на место Бурьенна, он набросал несколько строк, свернул записку, запечатал ее и надписал: «Гражданину Баррасу». — Ролан, — сказал он, передавая записку, — возьми в конюшне лошадь или найми на площади коляску и отправляйся к Баррасу. Я назначаю ему свидание завтра в полночь. Требуется ответ. Ролан вышел. Через несколько минут во дворе послышался стук копыт: лошадь неслась галопом в сторону улицы Монблан. — А теперь, Бурьенн, слушайте, — проговорил Бонапарт, когда шум затих, — завтра в полночь, независимо от того, буду я дома или нет, вы прикажете запрячь лошадей, сядете в мою карету и поедете вместо меня к Баррасу. |