Онлайн книга «День в Фонтене-о-Роз»
|
«Это все, что он сказал?» «Нет. Расставшись со мной, чтобы взойти на эшафот, он сказал мне, что вы приедете сегодня вечером, что по приезде вы сейчас же придете ко мне; вот почему я и ждала вас». «Он вам это сказал?» — спросил я с удивлением. «Да, и еще он поручил мне передать вам последнюю его просьбу». «Мне?» «Да, вам. Он сказал, что, в каком бы часу вы ни приехали, я должна просить… Боже мой! Я не осмелюсь высказать это вам, это было бы слишком мучительно для вас!..» «Скажите, добрая женщина, скажите». «Хорошо! Он просил, чтобы вы пошли на Жюстис [5] и там, над его телом прочли за спасение его души пять раз «Pater» [6] и пять раз «Ave» [7] . Он сказал, что вы не откажете мне в этом, господин аббат». «И он прав, я сейчас же пойду туда». «О, как вы добры!» Она схватила мои руки и хотела их поцеловать. Я высвободился. «Полно, добрая женщина, — сказал я ей, — мужайтесь!» «Бог посылает мне мужество, господин аббат, я не ропщу». «Ничего больше он не просил?» «Нет». «Хорошо! Если исполнения этого желания достаточно, чтобы душа его нашла покой, то она найдет это успокоение». Я вышел. Было около половины одиннадцатого. Стоял конец апреля, северный ветер был еще свеж. Однако небо было прекрасно, особенно для художника; луна плыла среди темных туч, придававших величественный вид всей картине. Я обошел кругом старые стены города и подошел к Парижским воротам. После одиннадцати часов ночи только эти ворота в Этампе оставались открытыми, Цель моего пути находилась на эспланаде — тогда, как и теперь, она господствовала над всем городом. Но теперь от виселицы, воздвигнутой когда-то на этом месте, остались только три обломка каменных подставок, на которых тогда были укреплены три столба, соединенные двумя перекладинами и составлявшие виселицу. Чтобы пройти на эту эспланаду, расположенную налево от дороги, когда вы едете из Этампа в Париж, и направо, когда вы едете из Парижа в Этамп, надо было пройти у подножия башни Гинет, высокой постройки, похожей на часового, стоящего одиноко на равнине и охраняющего город. Эту башню — вы должны ее знать, шевалье Ленуар, — Людовик Одиннадцатый когда-то тщетно пытался взорвать; однако она получила лишь пролом в стене и теперь как бы смотрит на виселицу — вернее, на ее кончину — этой черной впадиной, напоминающей большой глаз без зрачка. Днем это жилище ворон; ночью это дворец сов. Я шел к эспланаде под их карканье и уханье по узкой, трудной, неровной дороге, проложенной среди скал и густого кустарника. Не могу сказать, что мне было страшно. Человек, верующий в Бога, полагающийся на него, не должен ничего бояться; но я был взволнован. Слышен был только однообразный стук мельницы в нижней части города, крики сов и свист ветра в кустарнике. Луна скрылась за темную тучу и окаймляла ее края беловатой бахромой. Мое сердце сильно стучало. Мне казалось, что я сейчас увижу не то, чего жду, но нечто неожиданное. Я все поднимался. С какой-то точки своего подъема я начал различать верхушку виселицы, состоящей из трех столбов и двойной дубовой перекладины, о чем я уже говорил. К этим дубовым перекладинам прикреплены железные крестовины — на них и вешают казнимых. Я разглядел двигающуюся тень — тело несчастного Артифаля, раскачиваемое ветром. Вдруг я остановился: теперь мне была видна вся виселица — от верхушки до основания. Возле нее я заметил бесформенную массу, подобную животному, передвигающемуся на четырех лапах. Я остановился и спрятался за скалу. Животное это было больше собаки и крупнее волка. Вдруг оно поднялось на задние лапы, и я увидел, что это то животное, которое Платон называл двуногим животным без перьев, — то есть человек. Что могло заставить его прийти под виселицу в такой час? Пришел он с религиозным чувством, чтобы помолиться, или с нечестивым замыслом для какого-либо святотатства? В любом случае я решил держаться в стороне и ждать. В эту минуту полная луна вышла из-за скрывавшего ее облака и ярко осветила виселицу. Я поднял глаза. Теперь я мог ясно разглядеть человека и все движения, которые он совершает. Человек этот поднял лестницу, лежавшую на земле, и приставил ее к одному из столбов, ближайшему к телу повешенного. Затем он влез по лестнице. Он составлял странную группу с покойником: живой и мертвец как бы соединились в объятии. Вдруг раздался ужасный крик. Два тела закачались. Я слышал, как кто-то зовет на помощь сдавленным голосом, вскоре ставшим неразличимым; затем одно из двух тел сорвалось с виселицы, тогда как другое осталось висеть на веревке, размахивая руками и ногами. Я не мог понять, что совершилось под ужасным сооружением; но в конце концов, будь то деяние человека или демона, произошло нечто необычное, что взывало о помощи, умоляло о спасении. И я бросился туда. Увидев меня, повешенный зашевелился еще сильнее, в то время как внизу под ним сорвавшееся с виселицы тело лежало неподвижно. Прежде всего я бросился к живому. Быстро взобравшись по ступеням лестницы, я обрезал своим ножом веревку и, когда повешенный упал наземь, соскочил с лестницы. Упавший катался в ужасных конвульсиях, другое тело лежало все так же неподвижно. Поняв, что веревка все еще давит шею бедняги, я навалился на него, чтобы помешать ему двигаться, и с большим трудом распустил душившую его петлю. Во время этой операции я вынужден был смотреть в лицо человека и с большим удивлением узнал в нем палача. Глаза вылезли у него из орбит, лицо посинело, челюсть была почти сворочена, и из груди его вырывалось дыхание, скорее похожее на хрипение. Однако понемногу воздух проникал в его легкие и вместе с воздухом восстанавливалась жизнь. Я прислонил его к большому камню. Через некоторое время он пришел в чувство, закашлялся, повернул голову и в конце концов увидел меня. Его удивление было не меньше моего. «О! Господин аббат, — сказал он, — это вы?» «Да, это я». |