Онлайн книга «Шевалье де Сент-Эрмин. Том 1»
|
В. — Кто послал вас за этим во Францию? О. — Принцы: один из них должен был присоединиться к нам, как только я сообщил бы ему, что нашел средство добиться поставленной цели. В. — Кого вы посещали в Париже? О. — Позвольте мне не отвечать. Я не хочу умножать число жертв. В. — Был ли Пишегрю каким-то образом вовлечен в план покушения на первого консула? О. — Нет. Он никогда не хотел и слышать об этом. В. — Но в случае успеха вашего замысла собирался ли он воспользоваться смертью первого консула? О. — Это его тайна, не моя. В. — Предположим, ваше покушение удалось, каков был дальнейший план у вас и ваших сообщников? О. — Поставить у власти вместо первого консула Бурбона. В. — Кто же из Бурбонов предполагался на это место? О. — Людовик Ксавье Станислав, бывший Месье, признаваемый нами Людовиком XVIII. В. — Так значит, план был выработан и должен был быть исполнен вместе с бывшими французскими принцами? О. — Да, гражданин судья. В. — Значит, вы сговорились с бывшими принцами. О. — Да, гражданин судья. В. — Кто должен поставлять деньги и оружие? О. — Деньги уже давно в моем распоряжении. Но оружия у меня нет. Бонапарт перевернул листок. Но на другой стороне его ничего не было, протокол на этом заканчивался. — Какой абсурд — этот план Жоржа напасть на меня с тем же числом людей, что и мой эскорт, — произнес он. — Сжальтесь! — ответил Фуше с усмешкой. — Вас не собирались убивать, с вами хотели покончит». Это вторая Битва тридцати, род средневековой дуэли между секундантами. — Дуэль с Жоржем? — Собирались же вы встретиться без свидетелей с Моро! — Моро — это Моро, господин Фуше, знаменитый генерал, бравший города, победитель. Его отступление, когда из дальних земель Германии он достиг границ Франции, сделало его равным Ксенофонту [169] . Его сражение при Гогенлиндене сделало его равным Гошу и Пишегрю. А Жорж Кадудаль только предводитель разбойников, что-то вроде Спартака-роялиста, человек, от которого обороняются… но с которым не бьются на дуэли. Не забывайте об этом, господин Фуше. И Бонапарт встал, показывая, что аудиенция окончена. Обе ужасные новости — о казни герцога Энгиенского и о самоубийстве Пишегрю — обрушились на Париж почти одновременно, и, надо признаться, жестокая расправа с одним мешала поверить в самоубийство другого. Особенно это ощущалось в Тампле, где были собраны арестованные, на которых эта новость произвела давящее впечатление, а предсказание, сделанное Реалем, что все будут говорить об убийстве Пишегрю, полностью подтвердилось. Мы высказали наше мнение, мнение сугубо личное, по поводу смерти генерала; теперь же предоставим слово людям, которые, находясь в той же тюрьме, что и покоритель Голландии, присутствовали некоторым образом при окончании его судьбы, столь славной и столь несчастной. Представим же один за другим мнения заключенных, наиболее близких к нему в тюрьме. Человек, который оказал мрачное влияние на его жизнь, швейцарец-библиотекарь Фош-Борель [170] , передавший ему первые предложения принца Конде, был арестован и препровожден в Тампль первого июля предшествующего рассказываемым событиям года. В ту же тюрьму последовательно были посажены Моро, Пишегрю, Жорж и все участники его обширного заговора, Жуайо, прозываемый Вильнев, Роже, по прозвищу Птица, и, наконец, Костер Сен-Виктор, которому помогали все хорошенькие куртизанки, и он долго не попадался полиции, еженощно меняя укрытие. Узнав об этом, Фуше распорядился: — Поставьте знающего его в лицо агента у входа к Фраскати [171] , и не пройдет и трех дней, как вы поймаете его на входе или выходе оттуда. На второй день его схватили на выходе. Ко времени ареста герцога Энгиенского в Тампле находилось сто семь заключенных, тюрьма была настолько переполнена, что для пленника не смогли найти помещения. Потому и пришлось долго стоять на заставе: искали какое-нибудь временное пристанище для принца, прежде чем он попадет в тот дом, который, как говорит могильщик в «Гамлете», простоит до Судного дня. Мы уже рассказали о казни и смерти герцога Энгиенского. Повторю, что не было в Тампле ни одного заключенного, который не был бы твердо убежден, что Пишегрю убили. Фош-Борель не только утверждает, что Пишегрю задушили, но даже называет имена душителей. Вот что он написал в 1807 году: «Я убежден, что убийство было осуществлено неким Споном, бригадиром элитной роты, вместе с двумя служащими, один из которых, хоть и был весьма силен и здоров, умер спустя два месяца после события, а другой, по имени Савар, известен как участник сентябрьской резни 1792 года» [172] . Пленники еще находились во власти этой жуткой уверенности, когда увидели, что в Тампль заходит генерал Савари в парадной форме в сопровождении своего штаба, с которым был и Луи Бонапарт, привлеченный желанием увидеть Жоржа Кадудаля. Жорж в этот момент только что побрился; он лежал на кровати, скрестив руки в наручниках на животе. Два жандарма находились рядом и почти заполняли собой небольшую круглую комнатенку, где его держали. Весь штаб протиснулся в комнату Жоржа. Казалось, всем хотелось поскорее порадоваться жалкому состоянию, в котором находился генерал-роялист, а он, со своей стороны, очень тяготился их присутствием. Наконец, через десять минут разглядываний и перешептываний все вышли так же, как и вошли. — Кто все эти разодетые в кружева особы? — спросил Жорж у жандармов. — Это брат первого консула, — ответил один из них, — в сопровождении генерала Савари и его штаба. |