Книга Тайный любовник, страница 16 – Патриция Гэфни

– Даже не представляю, – ответила Софи, а про себя подумала: «Конечно, чтобы провоцировать меня». Они подошли к парадной двери. – А где Кристи? – поинтересовалась она, накидывая шаль на плечи.

– Пошел в Мэрсхед крестить ребенка.

– Чьего?

– Сары Берни, – не сразу ответила Энни.

– О!

Женщины многозначительно переглянулись. О Саре Берни злословила вся округа. Образованная, приличная девушка, дочь лейтенанта королевского флота, Сара влюбилась в красивого офицера, подчиненного ее отца. Перед самой их свадьбой жених погиб, попав под обстрел.

– Бедняжка, – вздохнула Софи. – Что теперь будет с ней.

– И с ее ребенком, – покачала головой Энн.

– Они не заслужили такой участи. – Лиззи ухватила рыжеватые локоны матери, растрепавшей прическу, чем отвлекла женщин от грустных мыслей. – Может, ты задержишься на немного, Софи? Останься на чашку чая, пожалуйста.

– Уже поздно. С удовольствием бы, но пора домой.

– Тогда в другой раз.

– Да, конечно.

Они тепло распрощались, и Софи пошла по мощеной дорожке к лугу.

Свет неполной луны серебрил траву и приглушал желтое мерцание светлячков, мелькавших под дубами. Заключенная в крутые берега, негромко шумела Уик. В приглушенном плеске воды было что-то умиротворяющее и привычное, Софи почти не слышала его. Ранее она выпрягла Валентина и оставила пастись на дальнем краю луга близ реки, чтобы он смог напиться. Она услышала позвякивание уздечки и улыбнулась, представив, как он высоко задирает морду, нетерпеливо ловя в воздухе ее запах. Заметив в стороне светлое движущееся пятно, Софи замедлила шаг, вглядываясь в полутьму.

Там, где она оставила Валентина, никого не было. Озираясь по сторонам, она с удивлением обнаружила, что он уже впряжен в коляску и Джек Пендарвис стоит рядом с ним, невозмутимо почесывая ему морду и угощая яблоком.

Рубаха Джека и была тем светлым пятном, которое насторожило ее. Она подошла ближе; Джек и Вал одновременно повернули головы, услышав ее шаги. Пони радостно заржал. Мистер Пендарвис молча смотрел, как она приближается.

Смущенная, она остановилась в трех шагах от него и положила руку на круп пони.

– Вы запрягли Валентина. – Голос ее прозвучал слишком мягко, интимно. – Благодарю вас, – сказала она суше и громче.

– Не стоит благодарности.

Секунду-другую они смотрели в глаза друг другу, но Софи эти мгновения показались бесконечностью.

– Ну, мне пора домой. – Когда он не двинулся с места, она спросила:

– Вам что-нибудь нужно?

– Не дадите ли почитать эту книгу?

– «Эмму»? – Она взглянула на книгу в желтовато-коричневом кожаном переплете, потом на мистера Пендарвиса. – Вам же не хочется читать ее.

– Почему вы так думаете?

Она не сомневалась, что он насмехается над ней. Но решила не дать ему вовлечь себя в новый спор.

– Мне кажется, она не в вашем вкусе.

Он скрестил руки на груди и легко прислонился плечом к шее пони с таким видом, будто только и делал, что болтал по ночам о книгах, стоя с девушками на зеленых лужайках.

– А что же, мисс Дин, по-вашему, в моем вкусе?

Она сделала вид, что размышляет.

– В нашей абонементной библиотеке есть несколько приключенческих книг. В них главным образом картинки, но в некоторых есть и простейший текст. Детям они очень нравятся.

Испугавшись собственной смелости, она смотрела, как меняется выражение его лица: от удивления к гневу и наконец к сдержанной веселости. Он медленно, понимающе улыбнулся, и сердце у нее дрогнуло.

– Когда я был мальчишкой, мисс Дин, методистский священник нашей церкви учил меня чтению и математике. За успехи он награждал меня: поэмой на латинском языке – собственного сочинения, или маленькими картинками с изображением святых, Брайтон-Бич или парламента. – Его приятный низкий глубокий голос с легкой картавинкой выдавал уроженца Корнуолла. – Однажды он подарил мне книгу. Не знаю, где он раздобыл ее, – ведь он был очень стар и почти так же беден, как мы. Книга называлась «Жизнь и странствия Варфоломея Бейли, волшебного мальчика», так что, возможно, преподобный не догадывался, о чем она.

– И о чем же была эта книга?

– О волшебном мальчике. Варфоломею было, как мне тогда, восемь лет, и он мог по желанию переноситься в любое время и место: в Египет эпохи фараонов или на Северный полюс. На американский Запад. В Бастилию 1789 года.

– Ах, как интересно! – воскликнула Софи, заинтригованная помимо желания. – Каким, должно быть, счастливым вы чувствовали себя, читая эту книгу.

– Да, счастливым. – В его устах это слово приобрело странную серьезность. Он шагнул ближе; их руки, машинально гладившие шелковистую холку пони, почти соприкасались. – Варфоломей мог еще разговаривать с животными. Его собака была ему лучшим другом. Он понимал, что говорят олени и кролики, лошади и птицы. – Он отвернулся, но Софи успела заметить грустную улыбку, тронувшую его губы. – Понимаете, та книга была чудом для меня. Волшебством. Моим спасением.

Она кивнула, хотя совсем не была уверена, что действительно поняла его.

– Я не расставался с ней даже ночью – клал под подушку. Никто из близких не знал о ней; это была моя тайна. Чудо, – сказал он шепотом, и у Софи мурашки пробежали по коже от охватившего ее непонятного волнения. – У меня было четверо братьев. Однажды они застукали меня.

– Когда вы читали вашу книгу?

– Хуже. Когда я разговаривал с деревом. Как Варфоломей, который умел и это.

– О боже! Братья были младше или старше вас?

– Старше, все до одного. Они… подняли меня на смех.

– Понимаю.

– Защищаясь, я сделал ошибку: поведал им о книге. – Он провел рукой по подбородку; они стояли так близко, что она слышала сухой звук от соприкосновения с проступившей с утра щетиной. – Чем больше я рассказывал, тем становилось хуже. Я искренне верил, что Варфоломей мог перемещаться во времени и пространстве, и подолгу говорил с Юпитером – моей собакой. Когда братья высмеяли меня, это было хуже оскорбления. Это было… – голос у него прервался, и он сделал бессильный жест рукой.

– Это было предательство, – взволнованно пробормотала Соф".

– Да. Потому что в конце концов я понял, что они были правы, а я нет. Собаки не могут говорить, а мальчики – летать. И что я был глупцом.

Она стиснула руки за спиной и не сводила с него напряженного взгляда. Хотя он был высок, мускулист, широкоплеч и от него веяло смущающей мужественностью, в выражении его лица, сквозь суровые черты, без труда можно было разглядеть восьмилетнего мальчишку, а в ясных серых глазах – тень разочарования. Она догадывалась, что за только что рассказанной историей последует нелестная для нее мораль, но тем не менее сочувствовала тому мальчишке, чьи чудесные грезы были развеяны насмешками братьев.