Онлайн книга «И телом, и душой»
|
— С Андреем? Ему удалось ее удивить. — Да, — выдавил он из себя, — с Андреем Николаевичем. Лена покачала головой. Она может позвонить Андрею и узнать, правда ли это, но… вдруг стало все равно. — Тебе не нужно передо мной отчитываться, — проговорила она, — я же понимаю, что ты работаешь… — Лена! — воскликнул он, перебив ее. — Что я слышу? — а потом подозрительно глухо добавил: — Это упрек? Она знала, что сейчас он, очевидно, застыл посреди кабинета и, щурясь, вглядывается в пространство. Руки сжимает в кулаки, чтобы не втемяшить их в стену или не разнести по кусочкам полкабинета, но ей по-прежнему было все равно. — За что мне упрекать тебя? — проговорила она едва ли не с вызовом. Она могла бы предъявить ему целый список упреков, если он пожелал. Решительно она добавила: — Нам нужно будет поговорить. Молчание. Ему не понравился тон ее голоса. Вновь. И она поняла это. — О чем? — жестко выдавил он — О моей работе. — Ты нашла работу? — сдержанно выдохнул он. — Нет, еще нет… — проговорила она тихо. — Просто я подумала, что… — Что?… — Я хочу работать, — уверенно заявила девушка. — Не хочу больше сидеть на твоей шее. Он чертыхнулся, и ее сердце задрожало. — Ты не сидишь на моей шее! — укоризненно воскликнул Максим. — Девять лет я не работаю, — словно не обращая внимания на его слова, проговорила Лена. — Эти стены убивают меня. Мне нужно чем-то заняться. Он тяжело задышал, с трудом втягивая в себя воздух. Данная идея, видимо, не очень-то ему и нравилась. — Это не твой… старый друг навел тебя на эту мысль? — сквозь зубы выдавил он. Лена вскинула вверх подбородок. — Нет. К тому же мы уже говорили с тобой об этом, но ты, как всегда, ушел от разговора, — проговорила она, почувствовав в себе уверенность. — И я сейчас хочу поставить тебя перед фактом: я хочу работать. Она ожидала взрыва от него, того, что он сорвется, закричит. Возможно, на это его и провоцировала, но так и не дождалась. Он со свистом втянул в себя воздух, а потом зашипел. — Мы поговорим об этом вечером, — сказал он резко, — когда я приеду. — Хорошо, — согласилась девушка. — Поговорим. Вечером, так вечером… Это будет интересный разговор… — Лена… — выдавил вдруг Максим. — Да?… Неужели это его голос, такой неуверенный, тихий, глухой?… — Да так… ничего, — неуверенно протянул он. — Ничего, — повторил он тише. — Ты же знаешь, что я приехал бы, если бы смог. Маргарита Ивановна была мне так же близка, как и тебе. Лена опустила голову вниз, надеясь сдержать непрошенные слезы. Подбородок задрожал, а в горле мгновенно пересохло. Она это знала. Так же, как знала и то, что простит ему то, что он не приехал. — Да, — прошептала она, — я знаю. — Ты не обижаешься на меня за это? — нерешительно проговорил он. Удивленная его вопросом, Лена прошептала: — Все хорошо, не переживай. — Мы поговорим вечером, — клятвенно заверил ее Максим, а потом виновато: — Прости, мне нужно идти. Она выдохнула и посмотрела вдаль невидящим взглядом. — Да, да, конечно, — выдавила она, скривившись. — Иди. — Хорошо, — пробормотал он, — пока… — Пока… Ниточка связи готова была вот-вот разорваться, и вдруг… — Лена! Подожди! — вдруг воскликнул он громко, настойчиво, заставив ее вздрогнуть. — Да?… Молчание, глубокое и затяжное, оно разрывало нервы от напряжения и страха, сковывало, не позволяло дышать полной грудью, вытягивало нервы в одну стройную полоску, напряженную и надрывную. Лене казалось, что еще чуть-чуть и она упадет в обморок от нехватки кислорода, потому что так и не смогла вдохнуть. — Я… я… — проговорил, наконец, Максим, сглотнув. — Целую тебя… Лена прикрыла глаза, чувствуя, как стучит в груди сердце, а потом выдавила из себя: — Я тебя тоже, — тихо, почти шепотом. — Пока… — Пока. И отключилась. Долго смотрела на телефон, не решаясь положить его в сумку, а потом закрыла глаза. Что-то изменилось. И это не пустые слова, не просто звук. Реальность. Она ощущала изменения в воздухе, в каждом новом глотке воздуха, которые она совершала, в каждом слове и жесте, в том неуютном мире, что окружал ее, а сейчас стал менять, словно по мановению волшебной палочки. Что-то безвозвратно изменилось. Накинув сумку на плечо, Лена бросила последний взгляд на надгробие. — Если бы ты только могла подсказать, что мне делать, — проговорила она, глядя на фотографию бабушки. Губы ее дрогнули, по щеке скатилась слеза, и она смахнула ее пальцами. Резко повернувшись, Лена вышла за ограду, прошептала слова прощания и медленно направилась прочь, засунув руки в карманы пальто и низко опустив голову. Он еще долго смотрел на телефон, зажатый в руке, словно надеясь на то, что он вновь может зазвонить. Затем, поджав губы, мучительно медленно отложил его в сторону, сцепил пальцы и поджал дрожащий подбородок, стараясь унять дрожь, охватившую все тело. Закрыл глаза и тяжело вздохнул. Как же он испугался за нее!! Боже, он почти чувствовал липкий, удушающий страх, расползающийся по телу и холодной струйкой стекающий вдоль позвоночника. Ощущал его в себе, в бешено бьющемся сердце, когда отвечал на звонок. Помнил, как кровь стучала в висках, когда увидел ее имя на дисплее телефона! Он никогда не думал, что сможет когда-нибудь еще раз так волноваться за нее!! Он думал, что все страхи должны были остаться в прошлом, когда они похоронили их девять лет назад. Да и сейчас причин для волнения не было, и все же… Внутри него все кричало о том, что что-то случилось. Случилось. Он забыл о годовщине смерти Маргариты Ивановны! Максим зло чертыхнулся сквозь плотно сжатые зубы. Как он мог забыть?! Назначил встречу с партнерами именно на этот день!? Он ощущал, что Лена обижена на него за это. Она не сказала вслух, не произнесла ни слова обвинения в его адрес, не подала это вздохом или всхлипом. Она как-то… равнодушно приняла тот факт, что он не приедет. И он понял — он ее задел. Обидел. Оскорбил память бабушки. И ему не было оправданий. Она хотела отключиться, чтобы страдать в одиночку и плакать за его спиной, пока никто не видит, униженная и оскорбленная, но он не хотел, чтобы она страдала! Чтобы плакала — не хотел! Чтобы страдала из-за него — не хотел! И отпускать ее — тоже не хотел! И он сказал… эти слова. Сам не осознал, как они сорвались с его губ, из каких глубин вырвались во вне, обжигая своей искренностью и воздушностью. |