Онлайн книга «Жених для ящерицы»
|
– Если другого ничего не придумаю, придется. Тут Дашка полыхнула в трубку: – Явился не запылился. Где можно шляться до девяти вечера?! – И я поняла, что домой пришел Егор. – У каждого свои проблемы, – вздохнула я и взялась за книжку: Франческа вернулась в родной город, встретилась с Рэем на вечеринке, он заинтересовался девушкой, но не узнал ее. Максим Петрович не спешил переводить лабораторию в новое место, и я по-прежнему ездила с коллективом на ферму. Гена Рысак больше не подталкивал меня к продаже паев, но его визиты в лабораторию заметно участились, причем без всякой производственной необходимости. – Как дела? – без затей спрашивал Гена. Это было не все. В гардеробе Геннадия Павловича появились вещи из сундука или комиссионки: кожаный жилет с накладными карманами и водолазки времен Грушинских фестивалей конца восьмидесятых (Гена был поклонником бардов и даже сочинил пару песенок, которые из года в год исполнял под гитару в День работников сельского хозяйства) и туфли. Туфли в нашем навозе определенно наводили на мысли… – Хорошо, Гена, дела, – фильтруя молоко (или считая кислотность), отвечала я. – Витольда, повезет твоему мужу! – Почему? – Потому что у тебя всегда ровное настроение, – поделился наблюдением Геннадий Павлович. Заречье город маленький, все друг о друге все знают. Ходили слухи, что жена Гену поколачивает. Я так и видела, как Верка Рысакова вскакивает с постели в ночной рубашке и начинает мутузить мужа со словами: «Ах ты, чертов импотент!» Известно ведь: импотент во всем импотент, хоть в работе, хоть в поисках пути, хоть в сердечной смуте… – Хороший ты мужик, Геннадий Павлович, но не Король. – Слышал – «не орел». Про короля впервые, – смутился Палыч. – Не орел? Это, по-моему, в фильме «Простая история» Мордюкова Ульянову говорит, да? – Тебе по возрасту не положено такие фильмы знать, – сделал замаскированный комплимент Рысак. – Классику, Гена, каждому положено знать. А чего это ты нарядный такой? И тут Гена Рысак покраснел. Впервые видела его в столь плачевном состоянии: белобрысые брови на красной физиономии сделали Гену похожим на Деда Мороза, перепутавшего явку. Соображала я медленно, но верно: кто смотрел Гене в правый глаз? Кто улыбался доверчивой улыбкой беспомощной девочки? Вот, пришла расплата. Не знаю, что увидел на моем лице Геннадий Павлович, но из лаборатории выскочил. «Три с половиной», – подвела я итог. Дамой можно не быть, Дамой можно казаться. А сколько нужно казаться, чтобы быть? Неожиданно оказалось, что я незаметно для себя добралась до третьего пункта плана обольщения: стала Дамой (ну почти почти стала); провела тщательную селекцию кандидатов. Осталось: выбрать Короля; соблазнить Короля; зачать ребенка; расстаться с Королем. Пф! Всего-то! В списке кандидатов значились: Жуков, Рысаков и (что скромничать) Француз. Можно было переходить к третьему, самому ответственному пункту – выбору донора. Выбор определяла наследственность кандидата. О Рысакове я знала все: характер (меланхолик), хобби (песни под гитару), чем и когда болел (все детские болезни плюс песок в желчном пузыре, поясничный хондроз и гастрит), знала, что сын и дочь учатся в институте, знала также супругу Рысакова – Верку, то есть в принципе могла вывести показатель IQ самого Рысакова. О Жукове тоже собрала достаточно сведений: холерик, любит поесть, склонен к авантюрам и быстрой езде. Бабник. Несмотря на многословность, о себе говорит мало и неохотно. Максим Петрович оставался белым пятном и будоражил воображение. Как Чапаев, я задавала себе вопрос: «Кто такой? Почему не знаю?» Но самое печальное – было непонятно, как добыть нужные сведения! Прикинуться супругой Француза и встретиться с его участковым терапевтом? Задать парочку вопросов о группе крови и резус-факторе, дать взятку, чтобы направил к неврологу и психиатру? А еще лучше – пусть Француз пройдет медицинскую комиссию прежде, чем я совращу его, и принесет мне выписку из заключения. О том, где и как я совращу Француза, я старалась не думать, рассудив, что проблемы буду решать по мере поступления. Пока я искала подходы к Французу, обнаружилось, что у моего метода (ну не совсем моего, компиляция, конечно) есть побочный эффект – Жуков. Арсений взял за моду навещать меня чуть не каждый вечер. Появлялся с джентльменским набором. Вино, конфеты, фрукты и букеты в доме не переводились, все вазы в моем хозяйстве уже были заняты. Жуков садился в кресло в комнате и смотрел на меня, лишая невозмутимости и спокойствия, попутно умудрялся испортить что-нибудь из имущества. Его стараниями вышли из строя: защелка в туалете (1 штука), крючок для полотенца на кухне (2 штуки), пластмассовые плечики (1 штука), ночник в коридоре (разобрал и не собрал). Каждый вечер я впускала Жукова в дом, надеясь, что есть новости о лаборатории и оборудовании, но Арсений не делился никакой ценной информацией, зато как вантуз втягивал мой правый глаз, наводя на мысль, что ради своей цели продвинутый консультант, похоже, ознакомился с некоторыми приемами пикапа. С удовольствием рассказывал об армии (давность событий делала тему безопасной) и о детях (витиевато намекал, что не сможет их никогда оставить, даже ради такой женщины, как я). Создавалось странное впечатление: чем больше о себе рассказывал Жуков, тем меньше я о нем знала. Политический истеблишмент много потерял в лице Арсения. – Арсений, – обращалась я к гостю, когда получалось вставить слово в поток сознания, – я не хочу замуж, ты забыл? – Так это правда? – Что? – Что ты хочешь ребенка? – Все женщины хотят детей, – уклонялась я от ответа. – Но ты не хочешь замуж, ты только хочешь родить – и больше тебе мужчина не нужен, как амазонке? – Арсений, – стараясь не терять хладнокровия, урезонивала я Жукова, – ты не имеешь права задавать мне подобные вопросы. Моя жизнь тебя не касается. К тому же я не уверена в твоей наследственности. – А что такое с моей наследственностью? – забеспокоился Жуков. – Чем болел, нет ли изменений на генетическом уровне, всякое такое. – Ничем я не болел! – Тоже плохо. – Почему? |