
Онлайн книга «Шестое чувство»
– Слушай, – Симка не на шутку обозлилась, – у тебя самого дети есть? – Не твое дело. – Так я и думала: дети есть и живут с матерью. – Иногда Серафима поражала не только женскими прелестями. Особенно когда злилась. Виктор напряженно молчал, а Санька оглянулся через плечо и подмигнул Симе. – Ты в своей жизни разберись, – почувствовав поддержку, вдохновилась Сима, – безупречный ты наш. Затылок Виктора красноречиво говорил о состоянии хозяина – оно было на грани аварийного. – А ты в своей уже разобралась? – Разобралась. – Давно ли? – Зеркало рикошетом отправило в Серафиму презрительный взгляд. – Твое-то какое дело? – Какое мое дело? – Плотников резко сбросил скорость и прижал машину к обочине. Квасов при этом свалился на Серафиму, а сзади раздался яростный сигнал, и мимо пронесся джип. – Витек, Витек, – сунулся Саня, но был остановлен невидящим взглядом – взглядом василиска. Плотников резко обернулся, приблизив к Симке искаженное сдерживаемой злобой лицо: – Какое мое дело? Саня вцепился в Плотникова: – Витька, брось, не заводись. Давай, поехали, – негромко попросил он друга. – Я в порядке, Саня, я в порядке, – отвел Санину руку Виктор, – я ей все доступно сейчас объясню, на пальцах. Зачем я четыре года на пузе ползал по горам? Чтобы каждая дура трахалась с пастухами? И я при этом молчи? – Какие горы, какие пастухи? – проблеяла Симка. Она совершенно не понимала, о чем речь. – Те самые, дорогуша, – оскалился Витька, – те самые. Кавказские называются. Думаешь, я воевал, и Тоха, и Лешка, и все братишки для того, чтобы наши бабы ноги раздвигали перед нохчами? Это что ж за паскудство такое, а? – Перед кем? – Симка даже забыла обидеться на раздвинутые ноги, так непонятно говорил Виктор. Как на эсперанто. – Чеченцами! – выплюнул Виктор. Салон наполнился жгучей ненавистью, настоянной на отчаянии и боли. Симка вжалась в спинку сиденья. – Но они же все разные, – пробормотала она дрожащими губами. – Разными они были, может, лет пятнадцать назад. А сейчас – все одинаково ненавидят нас. – Я тебе не верю! – выкрикнула Симка и разразилась слезами. Квасов от Симкиного крика завозился и открыл глаза. – Опять ты? – сонно пробурчал он и махнул перед носом ладонью, пытаясь прогнать видение. – Не веришь? А ты поезжай туда, почувствуй на собственной шкуре! Сидит на всем готовом, в тепле, в добре, и не верит она! – Вить, – снова подал голос миротворец Саня, – отстань от девушки, ты же видишь, она расстроена. Поздно. Обвинения легли могильной плитой на Серафиму, стали последним испытанием в этот вечер плохого дня. Симке захотелось умереть, только не слышать прокурорский голос. Виктор осклабился: – Как же, такую расстроишь! Поплачет – меньше на толчок сбегает. – Ты злой, – прорыдала Симка, – злой! – А как я буду добрым, – снова взвился Виктор, – если я прихожу с войны, а здесь такие, как ты, дуры комолые, любовь крутят с теми, кого я там не замочил. – Это не война! – запротестовала Симка. – Это жизнь! И отстаньте от меня, все! Война, война! Задрали! У вас везде война. И там и здесь! А жизнь где? Раз у самих жизни нет, то и у других ее не должно быть? Да ты просто завидуешь! – Чему?! – Ты не способен чувствовать ничего, а другие – способны! – Ну и кто тут способен чувствовать? Пастух твой? Где же он тогда? – Это был сильный аргумент. Крыть было нечем, Симка рванула новенькую ручку замка, чуть не выдернув ее с мясом, толкнула дверь, вырвалась на волю и, сотрясаясь от душивших рыданий, побежала по дороге. Мимо с шумом проносились машины, Симкина тень в свете фар удлинялась до бесконечности и исчезала на границе между светом и тьмой. Сима быстро выдохлась и побрела, не разбирая дороги, по лужам и грязи. Слезы мешались с дождем, лезли в рот. – Ой, Божечки, ой, миленький, какая же я дура, – приговаривала Сима, слизывая соленые капли. «Ситроен» наконец тронулся следом, обогнал, перекрыл пути к бегству и затормозил. – Сима, садись, – позвал Саня, выходя из машины, – давай, давай. Поедем домой. Тебя уже, наверное, дети потеряли. Не сердись на Витьку, он отличный парень на самом деле. – Просто душка, – пробубнила Симка в нос. Чесноков мягко подтолкнул Серафиму к радушно распахнутой дверце, за которой похрапывал ветеран Квасов. Юн-Ворожко с обреченным видом приткнула на сиденье зад, исхудавший от переживаний. Ни о каких десяти кулаках речи не могло быть, а всего-то день прошел. – Девочка моя, – сонно пробормотал Квасов, устраиваясь на Симкином плече, – ты такая потрясная… Новогодняя ночь катилась к завершению. Исполнив все куплеты, прочитав все стихи, получив подарки и набив животы вкусностями, дети уже видели сны, а Квасова не покидало иррациональное чувство, что ему никуда не надо, что он уже дома. Вообще, в процессе застолья с Антоном случилась какая-то странная метаморфоза. В самом начале, пока не появились пельмени, Квасов еще пребывал в состоянии повышенной боеготовности, но после пельменей заметно размяк. Маленькие, на один зуб, сочные, ароматные, одинаковые, как пуговицы, пельмени сами прыгали в рот и изгоняли бесов раздражительности и злобы. Молочный поросенок, запеченный с гречкой и грибами, посадил цепного пса внутри Квасова на якорную цепь. В ту минуту все и случилось – в том смысле, что Рубикон был перейден. Бесовское войско было смято и рассеяно, и участь его была жалкой, а цепной пес Квасова уже ел с руки. – М-м-м, – одобрительно промычал Антон, отведав поросенка, – кто готовил? – Сима. Она у нас способная, – с гордостью отрекомендовала Наина. С поразительной скоростью Антон сметал все, что Симка подкладывала ему в тарелку. Белые розы, принесенные Квасовым, стояли в вазе с пихтовыми ветками. Салфетки, скатерть, серебро, прозрачный фарфор и свечи дополняли сервировку и придавали особую прелесть разговору – о таком празднике Квасов не мог и мечтать. Разговор крутился вокруг общих тем, пока Наина ловко не перескочила к воинской службе и не сравнила ее со служением Богу. – И монашество, и воинство строится на отречении, – делилась наблюдениями Наина, – и те и другие – избранные. Насколько я помню, существовали даже какие-то кастовые рамки: дочь священника могла выйти замуж либо за священника, либо за человека военного сословия. Мистический дух, отшельнический какой-то присущ и тем, и тем. По-моему, это вообще неисследованная тема. Это мое, конечно, мнение. |