Книга День свалившихся с луны, страница 48 – Наталья Труш

– Я очень невысокого роста, не худая и не толстая. У меня длинные гладкие волосы. И большие глаза.

– А цвет? Какого цвета у тебя глаза и волосы?

– А как ты поймешь цвет?

– Я знаю, что есть светлое и есть темное. Я ведь вижу тени и яркий свет!

– У меня темные волосы и темные глаза.

– Красиво... К сожалению, я не могу тебе описать себя.

– Но я могу тебя увидеть! И очень хочу.

– Тогда приезжай к нам!

Марина приехала к Мише в этот же день. Кира Сергеевна встретила ее очень доброжелательно и безумно рада была, что в Мишином окружении появилась нормальная зрячая девочка, да еще и понимающая проблему сына.

Ребята легко нашли общий язык. На своем подопечном Марина опробовала разные методики, разработанные для слепых. Она удивлялась тому, какой памятью обладает ее слепой друг. Миша запоминал с первого раза любой текст.

– Кира Сергеевна! У Миши отличная память. У слепых это не редкость, но у него просто уникальный дар! Ему нужно учиться. Скажите, почему он никуда не поступал?

– У Мишеньки есть аттестат, но он отказался учиться в вузе, хотя мы могли бы дать ему любое образование. Он хочет только одного – лепить. Он страшно стесняется, прячет свои работы. Но мне кажется, вам он покажет. Попросите его!

* * *

Миша распахнул свой стол, и Марина попала в необычный мир, в котором жили пластилиновые звери. Миша уверенно вынимал фигурки и комментировал их:

– Это вот Филя! Я про него тебе рассказывал. По-моему, он у меня лучше всего получился, потому что у меня была возможность хорошо его изучить. Я специально ходил на лестницу и сидел там с ним. Смотри, вот так он выгибает хвост, когда его гладишь по спинке. И спина в это время у него выгибается, как мостик.

Марина протянула руку, и Миша уверенно поставил ей в ладошку пластилинового Филю.

– А это ворона. Я мультик про пластилиновую ворону очень люблю. Знаешь, когда маленьким был, плакал, потому что не видел его. А потом понял, что вижу. Только по-своему. Ворону я лепил почти с натуры – у меня была такая игрушка. Вообще, с натуры лепить очень здорово. Я трогаю руками и потом леплю. А цвет... У меня пластилин лежит в коробках и на коробках подписан цвет. Я не ошибаюсь.

– Миш, а ты не хочешь из глины полепить? Мне кажется, у тебя получится. Я принесу тебе глину?

– Но я не знаю технику. Там ведь надо как-то сушить игрушки.

– Да, есть печка специальная.

– Ты узнай, пожалуйста! Я хочу, чтобы все по-настоящему было.

* * *

Вопрос с муфельной печкой без труда решил Зиновьев. Он готов был все, что угодно, сделать, лишь бы видеть Мишу всегда таким, какой он стал, – веселым, общительным. И Марина ему очень понравилась. Эта девочка сделала с его сыном то, чего они с женой сделать не могли.

Марина и Миша гуляли вместе в парке, ходили в кино, на концерты. От других людей Миша отличался только тем, что носил темные очки. Причем внешне они были похожи на солнцезащитные. И никакой белой тросточки! Марина учила Мишу свободно ориентироваться в пространстве. У нее был колокольчик, на звон которого Миша шел уверенно даже по людной улице. Он слышал тоненький звон его за много метров и четко улавливал, когда Марина не только поворачивала за угол, но и лишь слегка отклонялась от прямой.

– Мишка! Ты видишь ушами! – с восторгом говорила Марина, расхваливая своего подопечного. – И мой метод с тобой работает на все сто!

* * *

А потом они влюбились. Еще вчера, как дети, играли в одной песочнице, а сегодня вдруг от ощущения руки в руке их накрывало горячей волной.

«Я поняла, что значит краснеть, «слегка соприкоснувшись рукавами», – думала Марина. – Хорошо, что Мишка не видит, как я краснею, а то бы я убежала».

Мише было еще хуже: он не мог скрыть своего состояния. И убежать никуда не мог. И не хотел!

Это состояние, когда от соприкасающихся рукавов во все стороны летели искры, длилось до тех пор, пока в один прекрасный день Марина не смогла приехать к Мише. Она позвонила ему и сообщила, что вечером у нее зачет и она приедет только завтра, на что Мишка срывающимся, как у подростка, голосом сказал в трубку телефона:

– А до завтра я умру!

И услышал в ответ:

– Я тоже...

* * *

Когда Марина сказала дома маме, что она любит Мишу и они хотят быть вместе, мудрая Анна Викторовна не зарыдала, не закричала на дочь, а сказала:

– Маришка, хочу только, чтобы ты понимала, какую ответственность на себя берешь.

– Я знаю, мама...

Миша Марининой маме нравился. Вежливый и спокойный, симпатичный.

– Мама, ты поняла, что вместе – это не просто вместе: мы с Мишей хотим пожениться.

– А я и не сомневалась, – спокойно ответила Анна Викторовна.

А вот у Киры Сергеевны от сообщения Миши приключилась истерика. Она была уверена, что это поможет, что Миша поймет, что сморозил глупость, и еще извиняться будет. А он закрыл дверь у нее перед носом, разговаривая по телефону.

«Дурак! Осел! Щенок!» – Кира Сергеевна была вне себя от ярости и не заметила, как ругательства в адрес сына и его подружки произносит во весь голос. А Миша, у которого слух был обостренный, открыл двери и сказал:

– Мама, давай поговорим!

* * *

Он хотел поговорить с матерью. Ну, не может же она не понимать, что он любит. Первый раз. Он с ней хотел даже тайной своей поделиться. Когда у них с Мариной все произошло, у него случилось то, что вряд ли возможно объяснить с точки зрения официальной медицины, которая от Миши с его врожденной дистрофией сетчатки давно отказалась.

Когда улегся ураган от близости, Миша вдруг почувствовал, что тени, которые он видел до этого, стали резче и свет – ярче.

– Может быть, тебе кажется? – не поверила Марина.

– Нет, я ощущаю. Ты пойми, я давно живу в полной темноте, и то, что что-то изменилось, – это вне всех сомнений! Как ты думаешь, от стресса такое может быть?

– Не знаю... А что врачи говорят?

– Врачи разное говорят...

Он очень хотел сказать это матери. Но Кира Сергеевна, заведенная его сообщением, и слышать ничего не хотела:

– Я не хочу с тобой ни о чем разговаривать! Неужели ты не понимаешь, что этой девке от нас нужны деньги? – В ярости она была смешна, но беспощадна. – Ты – слепой безумец!

Миша ушел в свою комнату и плотно закрыл двери.

Кира Сергеевна попыталась громко поплакать, но это не помогло, тогда она сделала вид, что названивает отцу. Она долго и нудно рассказывала в трубку телефона, пищащую короткими гудками, какую глупость решил совершить Миша. Потом ей самой надоел весь этот спектакль, и она на цыпочках подошла к двери его комнаты.