Онлайн книга «Праздничные истории любви»
— А это? — указал он на следующую строчку. — Метафора, кажется… не уверена, еще не дошла до этого места… — Алмазова и Грачев, — громыхнул в тишине голос учительницы, — работы мне на стол, сами — за дверь! — Алла Борисовна… — просительно начал Рома, но учительница его оборвала: — За дверь, Грачев, я сказала, работу и свой дневник мне на стол. Рома нехотя начал скидывать вещи в рюкзак. — Алмазова, — послышался еще один окрик, затем учительница подошла и забрала у них листки с работами. От резких движений литераторши в лицо повеяло холодом. Карина затылком чувствовала, что все на нее смотрят. Карандаши, линейка, ластик, как назло, падали из рук, создавая лишний шум, а молния на рюкзаке никак не хотела застегиваться. — Мы долго будем ждать? — раздраженно спросила Алла Борисовна. — Вы отнимаете время у своих одноклассников! Рома уже подошел к двери, когда Карина неуклюже развернулась и смахнула рюкзаком с соседней парты Светин пенал. Разноцветные ручки разлетелись по полу, одна выкатилась к доске, а две другие улетели под чужие парты. — Балбеска! — прошипела Света. — Прости, прости, я случайно, — залепетала Карина, бросаясь собирать ручки, но не успела она выудить даже одну, оказавшуюся под партой двойняшек, как рука учительницы схватила ее за рюкзак и поволокла к двери. Карину выпихнули из класса, точно безбилетника из автобуса. Дверь с грохотом закрылась. — Психопатка, — негромко сказал стоявший неподалеку Рома, — не боись, на следующем уроке она и не вспомнит об этом. Карина недоверчиво посмотрела на него. Ее никогда прежде не выгоняли из класса, а то, что при этом вот так накричали и забрали дневник, казалось совсем нереальным. — А в дневнике что-нибудь напишет? — осторожно спросила она. — Ага, — беспечно улыбнулся Рома, — фигню всякую, типа, мешала вести урок или даже сорвала урок… — Он задумчиво помолчал. — Наша Алка любит пафосно взывать к родителям. Да чего я рассказываю, урок закончится, сама посмотришь. Сердце неприятно сжалось. В ее дневнике частыми гостями были пятерки и четверки, очень редкими — тройки, а замечаний вовсе не водилось. — Ты чего такая убитая? — изумился парень. — Подумаешь, выгнали. Велика беда. — Может, тебе и не велика… Он не дослушал и кивком указал на лестничный проход. — Пошли, на чердаке можно посидеть, здесь дежурные шныряют, а у нас нет пропусков. Карина молча поплелась следом, разглядывая его взъерошенный затылок и раздумывая о красной записи в дневнике, которую сегодня вечером придется показать родителям. «Ну и как это объяснить? Мама, просто одноклассник ткнул меня в спину, я повернулась к нему и…» — сваливать свою вину на кого-то ей не нравилось, маме бы это понравилось еще меньше. А папа любил говорить: «Сам пропадай, а товарища выручай». Дедушка был с ним полностью согласен, он наверняка бы вспомнил войну, когда солдаты плечом к плечу сражались за родину и на целый взвод делили одну папироску. Дед терпеть не мог малодушных людей, это только бабушка таких жалела и приговаривала: «Ну трусишка, что с нее взять? Зайчонок — ничего с этим теперь не поделать». И ее ласковое «зайчонок» звучало куда унизительнее, чем десяток обидных слов деда и отца, вместе взятых. Рома взбежал по лестнице, остановился на самом верху и засунул руки в карманы темно-синих джинсов. — Завтра попросим переписать проверочную, и все хоккей, — беспечно заявил он. — Ты так уже делал? — полюбопытствовала Карина, осматривая разрисованные граффити стены и скамейку без спинки в углу, возле приоткрытой дверцы на чердак. — Я всегда так и делаю, — заявил парень и уселся на скамейку, после чего похлопал рядом с собой, чтобы она тоже присела. — А разве по технике безопасности дверь на чердак не должна быть закрыта? — удивилась она, опускаясь на скамейку. — Да это мы с пацанами сломали замок! Хочешь, крышу покажу? — Нет, спасибо. — А чего так? — Рома насупился. — Вся такая правильная, я просто обалдеваю. — На улице холодно, без куртки можно простыть. — Болеть классно, — тут же возразил он, — сидишь себе за компом, играешь в игрухи, чатишься с девчонками, попиваешь куриный бульон. Эх, вот бы заболеть, надоела эта дурацкая школа! — А мне нравится в школу ходить… — Подумав, она прибавила: — Иногда. — Какая же ты скучная! — фыркнул Рома. — Ну никому, ваще никому эта школа на фиг не сдалась, уж поверь мне, а ты… вундеркинд, блин… правильно Галька про тебя сказала… — парень осекся. — А что она сказала? — Да ничего, забей. Какое-то время они молчали, потом он неожиданно повернулся к ней и воскликнул, точно его осенило: — Вот видишь?! — Что? Где? — завертела она головой. — А-ай! — Он безнадежно махнул рукой и передразнил: — Что, где — на бороде! Я про тебя говорю. Какая ты. Даже настаивать не умеешь! — А зачем настаивать, если ты не хочешь говорить? — недоуменно вскинула брови Карина. — Другая бы на твоем месте попыталась узнать, что же сказала Галька… вон Светка бы душу вынула, но выяснила, что ей нужно, а ты… ты со странностями! — Аа-а-а, вот о чем ты. Так это не странности, просто передавать слова человека, с которым дружишь, кому-то еще некрасиво. Разве нет? Рома досадливо скрипнул зубами. — Некрасиво, скажешь тоже! На-армально, так все делают, не парься. Она не стала спорить и попыталась перевести разговор на другую тему: — Ты не знаешь, сколько осталось до конца урока? Парень отодвинул рукав синего свитера и лениво протянул: — Пять минут. А что, не терпится дневник получить? Не терпелось ей другое, но она мудро решила об этом промолчать. Они поднялись, постояли с минуту, рассматривая граффити на стене, а когда стали спускаться по лестнице, Рома неожиданно предложил: — Слушай, давай поцелуемся? Не уверенная до конца, что правильно его поняла, Карина обернулась. — Не-ет, ты не думай ничего такого, — тряхнул он головой, — просто… так надо. — Его руки легли ей на плечи. — Мы быстренько, — заверил парень, — даже не заметишь. Карина убрала его руки и поправила свой чуть перекосившийся серый бадлон [1] . — Зачем это еще? Раздался звонок на перемену. — Да какая разница? Просто так, раз — и все! |