Книга Неповторимая весна, страница 31 – Карен Брукс

— Мне казалось, тебе понравится ужин вдвоем, а не где-нибудь в шумном месте, — сдержанно заметил Эдди. — Но сейчас у меня появилось ощущение, что ты не особенно рада моему обществу. Чем я провинился перед тобой?

— Ничем, — покачала она головой, пытаясь улыбнуться.

— Тебе не нравится еда? Или вино слишком сухое? Или тебя укачивает на воде?

— Нет. Все очень мило…

— Мило? — Эдди несколько мгновений молча ее рассматривал. — Ну хорошо, Дороти, я же вижу — ты не в себе. Что случилось?

Притворяться дальше не было смысла. В конце концов, они ведь договорились быть честными друг с другом.

— Я хочу вернуться в Бостон, — призналась она.

— Ты хочешь сказать, наш уик-энд не удался? Или ты пришла к выводу, что вблизи твой визави не столь интересен, как тебе казалось?

— Боюсь, как раз наоборот. Судьба даже слишком расщедрилась.

— Вот видишь, сама же говоришь — судьба… — усмехнулся Эдди.

— Но слепо подчиняться ей тоже нельзя. Всегда остается место для выбора.

— И ты решила бежать? От чего же… или от кого?

— Если стоишь на пути надвигающегося поезда, нелепо не воспользоваться возможностью отойти хотя бы подальше от рельсов.

— Дороти, пример не корректен. Мы же говорим о чувствах, а не о транспорте.

— Вот именно. — Дороти отпила глоток вина, отметив при этом, как дрожит ее рука. — Мои чувства уже отказываются мне подчиняться.

— Похоже, я тоже близок к этому. — Эдди крепко сжал ей пальцы. — По-моему, нам лучше вместе пройти все до конца.

— Чтобы в итоге один из нас испытал сильную боль?

— И все же я хотел бы завершить уик-энд, так много нам обещавший.

— Ты с такой легкостью о нем говоришь, потому что, в отличие от меня, обладаешь душевной прочностью, которую ничто не способно поколебать.

— Ошибаешься. Ты даже не представляешь себе, насколько велика моя ставка в этой игре.

— Эдди, я увлеклась тобой больше, чем хотела бы.

Он взял руку Дороти, благодарно поцеловал кончики ее пальцев.

— Я говорю правду, слышишь? — тихо сказал он. — А ты увязла в никому не нужном самокопании.

— Мы очень разные, Эдди. То, что ты называешь самокопанием, — для меня работа души. Для тебя же связующим нас началом служит лишь секс. Скажи, разве кроме этого между нами есть хоть что-то общее?.. — с горечью произнесла она.

— А как же! Обоюдная симпатия… к бездомным собакам, например.

— Пожалуйста, не нужно шутить, Эдди. Здесь нет ничего смешного.

Внезапно он отпустил руку Дороти.

— Но и трагедии тоже нет! Объясни мне, почему ты так боишься собственных чувств? Или настоящая правда заключается в том, что все «богатство» твоей души и сердца ты бережешь для более достойного столь щедрой награды, чем моя персона? А как же! Я не вписываюсь в общество, в котором вращается миссис Ламбер! Занят по сравнению с ее окружением не столь уж престижной работой. Не врач, не юрист, не банкир, не президент компании!..

— Ты несешь чушь! — обиделась Дороти. — Персона по фамилии Брасс одержима вполне благородными целями. И я ценю тебя за это. Можешь не сомневаться, говорю искренне и чистую правду. Ты пойдешь напролом, чтобы добиться своего, потому что обладаешь силой и упорством.

— И что же, дорогая, в таком случае тебя настораживает?

Дороти посмотрела довольно колюче.

— Я не знаю, чем обернутся наши отношения, если, если…

— Уж говори, не тяни! — жестко оборвал он.

— Если, например, я выиграю судебный процесс и он окажется не в пользу твоего племянника. Ты ведь не простишь мне, когда того приговорят к исполнительным работам или тюремному сроку…

— Дело не в Клоде, а в нас с тобой, поэтому не стоит переводить беседу в другое русло.

— Я лишь стараюсь смотреть на вещи реально… К сожалению, чувственная сторона наших отношений существует как бы сама собой. Она слабо подкреплена духовной близостью и абсолютным доверием, необходимыми в жизни как воздух, которым мы дышим.

— «Мы дышим в унисон!» — насмешливо перебил Брасс. — Кажется, ты повторяешь слова известного шлягера из репертуара сладкоголосой певицы с Бродвея.

— Эдди, прошу тебя!

— Не нужно меня просить. Твоя беда, Дороти, заключается в том, что ты зашорена некими стандартами. И если кто или что в них не вписывается или выходит за привычные тебе рамки — ты не в силах побороть предубеждение.

— Нет! — воскликнула Дороти.

— Подожди, не перебивай. У тебя сложилось определенное обо мне мнение еще до того, как мы встретились. Со слов той же Сьюзи, ты в своем воображении нарисовала мой законченный портрет, куда не вписываются поправки, возникшие при более близком нашем знакомстве. Вот ты и заметалась. Ты не можешь себе простить, что поддалась искушению и увлеклась мужчиной, который, с твоей точки зрения, способен так или иначе испортить твою репутацию.

— Ничего подобного!

— Так! Так! Мы уже не первый раз говорим именно об этом. Твое женское обаяние заставило меня закрыть глаза на столь очевидный факт. — Брасс резко отбросил салфетку, исподлобья взглянул на Дороти. — Я оказался неудобным для тебя. Слишком много беспокойного внес в твою разумную, размеренную, разложенную по полочкам жизнь, вот нервы твои и не выдержали!

— Если бы я знала, как ты станешь реагировать, мне не стоило бы откровенничать. Но мы договорились быть честными друг перед другом, поэтому я и отважилась признаться, что зашла слишком далеко…

— Эх, Дора, Дора… Не одна ты оказалась в капкане… Когда утром я лежал и смотрел на тебя, то понял — моя прежняя жизнь полетела ко всем чертям…

— Ты хочешь сказать, что твои чувства по отношению ко мне оказались глубже, чем ты сначала думал? — изумленно прошептала она.

Эдди опустил глаза.

— Я заподозрил это раньше, но хотел убедиться — не ошибаюсь ли, потому и придумал наш уик-энд. Я вообще не способен пассивно ждать, как сложится любая ситуация, тем более в любви. И если уж решу сказать женщине, что люблю ее, то буду убежден в том больше чем на сто процентов! Однако нелепо говорить это той, которая не уверена — нужно ли ей такое признание… — Эдди решительно встал из-за стола. — Идем. Мы еще успеем заказать билеты на рейс в Бостон. Зачем оставаться в Майами, коли мы уже не получаем удовольствия от пребывания здесь?

— Эдди! Эдди! — метнулась к нему Дороти, ладонями обхватила его лицо, виновато заглянула в глаза, стараясь побороть его каменную безучастность. — Прости меня. Я тупая, безмозглая дурочка, — захлебываясь, говорила она, перемежая слова поцелуями. — Прости, если иногда я казалась высокомерной, заносчивой снобкой. Это не потому, что слишком высокого мнения о себе, скорее рефлекторная защита. Я… я боюсь поверить… в любовь.