Онлайн книга «Армагеддон был вчера»
|
"17.01. Вышняя Марьяна Вячеславовна. Муж докучает излишними постельными утехами; в случае отказа грозится бросить, уйти к молодой. Шпагат канцелярский на восемь узлов и по три тыквенных семечки в обувь. Когда угомонится — развязывать по узлу в неделю. При рецидиве повторить. 24.01. Москович Эсфирь. Угнали машину; жорики разводят руками, молебен результатов не дал. Рекомендовано в солнечный полдень поставить на ребро водительские права и в образовавшуюся тень вбить заостренную спичку. Если в трехдневный срок машина не отыщется или не будет возвращена, процедуру повторить, но спичку зажечь. 3.02. Третий крестник жаловался: дом 16-й по Маршала Убо-ревича злыдни заедают. Ведено приобрести в булочной № 13 четыре буханки «Бородинского» и бутылку пальной водки-"ряженки". Потом…" Дальше не читаю. Иду спать. Снится коренастый бородач с блекло-рыжей копной волос. Только теперь рядом с ним из мрака, пахнущего грибами, проступает окровавленная туша. Коза? Овца? Собака? Мне так и не удается разобрать. «После (когда обещание дашь достославным умершим) черную овцу и черного с нею барана — к Эребу их обратив головою, а сам обратясь к Океану…» А человек все копает и копает. * * * Отворите мне темницу, Дайте быстрого коня… Четвертые сутки. Будит меня переливчатый «звонковый» свист Фола. Ого! Уже первый час! Ну, я и разоспался… Вместе с кентавром является дородный детина в потертом кожане и с увесистой раскоряченной сумкой через плечо. — Дроты есть? — деловито осведомляется детина. Но нас уже на мякине не проведешь! — Сколько надо? — не менее деловито интересуюсь я, игнорируя подмигивания Фола. — Ну, пучок… — Пучок? Целый пучок?! — Ну, хоть десяточек… Я молча иду в комнату и приношу оперенные электроды. Восемь штук. Посетитель заметно веселеет, извлекает из сумки еще теплую кастрюлю с вареной в мундирах картошкой (это я выяснил уже после, когда на кухне заглянул внутрь кастрюли) и основательный кус копченого сала — и собирается уходить. По всему видно: сало он сперва давать не собирался. — В отвар Мать-рябины не забудь окунуть, — бросаю я ему в спину, вспомнив работу Валька-матюгальника. — Да уж не забуду! — детинушка расплывается в ухмылке. — Не впервой! Спасибочки… И уходит. Хлопает дверь. — Ну, Алька! — С минуту я наслаждаюсь восторгом кентавра, но Фол почти сразу становится серьезным. — Старшины насчет приятеля твоего, Крайцмана, разузнать пробовали — ни хрена не вышло! Держат его где-то, а где — не ясно. Матери его звонили: тут один на очистных работает, знает Фиму… Он и позвонил. Якобы по работе очень нужен. Так и мать в неведении: откуда-то выяснила, что сын якобы задержан за сопротивление при аресте — и все. Она сама не своя, бегает по конторам, а толку — как с козла молока… Фол крупно отрезает себе сала и кидает ломоть в рот целиком. Какой же кентавр сала не ест?! — А Ричарда Родионыча опять видели. В прокуратуру заходил. Небось к той самой следовательше. Вроде как при ней он теперь состоит. В записных «шестерках». — И то хорошо. Может, мне тоже… к следовательше? Как мыслишь, Фол? — Не лезь поперед исчезника в стену, — осаживает меня кент. — Приглядеться к этой следовательше надо. С Ричардом родионычем связаться. Тогда и решим. А пока — сиди. Если в другом месте сидеть не хочешь. Вернулся Сват-Кобелище (Фол открыл ему дверь) и громогласно потребовал свою долю харча. Небось на запах примчался? — На уж, жри! — Я бросаю ему кусок, который пес немедленно проглатывает. Бьет, что называется, влет, будто сокол добычу… у-у, про-глот! Вскоре приходит Валько. Деловито оглядывает «Лявтылева-да» и «каракатицу», солидно кивает — мол, теперь-то мы им жару зададим! — и торопится восвояси: видать, клиенты заждались. Следом уезжает Фол. Под сводами моего пристанища вновь медленно, но неотвратимо воцаряется скука. Хоть что-то мало-мальски интересное случается лишь к вечеру, когда я смотрю на гору грязной посуды в мойке. Пес лает с неодобрением. — Вот сам бы и вылизал. Языком, — вяло пытаюсь я увильнуть, но пес пресекает это дело в зародыше, просто-напросто покинув кухню. Сунувшись к мойке, я обнаруживаю отсутствие воды в кране. Ничего особенного в этом нет, и что делать в таком случае, я знаю прекрасно. Ведь вы, наверное, тоже не особо задумываетесь, как завязать на ботинке шнурок? Булка и постное масло под рукой. А вот и горелка. В трубах булькает, урчит, из крана вытекает несколько капель ржавой жижицы — и все. Сволочь-квартирник явно отлынивает от работы. Жертву-то мою он сожрал, не поперхнулся — а заниматься прямыми обязанностями ему лень! Или это мой облом ему каким-то образом передался? — Ах ты, тварюка, — бормочу я во злобе. — Матюгальника на тебя нет! В трубах урчит сильнее — и тут на меня снисходит озарение! Конечно, мои познания в великом и могучем искусстве сквернословия и в подметки не годятся изыскам Валька. Но, как доверится, чем богаты, тем и рады. Я от души обложил квартирника всеми известными мне ругательствами (повторившись всего дважды!) — и напоследок со злорадной ухмылкой, нарисовав пальцем в воздухе косую пентаграмму, швырнул сквозь нее в мойку случайно завалявшегося в кармане «Мойдодыра». Живо представив при этом, как квартирник испуганно ищет местного утопца, как суетится в трубах Тот, спешно пробивая пробку из ржавчины, как долгожданная вода устремляется… Результат превзошел все ожидания. В трубах панически взвыло, и вода из крана ударила бешеным напором, а я стоял и смотрел на плоды своего камлания, не в силах сдвинуться с места. Ведь получилось же! Получилось! Кажется, я действительно понемногу становлюсь шаманом… * * * Ты начальничек, ключик-чайнцчек, Отпусти до дому… Четвертые сутки (продолжение, м-мать его, следует!). Бесконечные, резиновые… тянутся, не рвутся. Продолжает сниться чертов мужик с мечом (уже днем мерещится, с-сволочь!), и постепенно вокруг него прорисовываются всякие детали: три темные чаши с росписью, крутобокая амфора, кривой иззубренный нож, вязанка хвороста… Уже затемно меня вновь навещает матюгальник, и я радуюсь ему, как родному брату! — Звиняй, хлопче, шо мы так долго… Делов навалилось — во! — Валько выразительно щелкает себя по горлу, а потом проводит по нему же пальцем. — Гроши мы принесли, як обицялы! Ось… Он протягивает мне две мятые десятки и пятерку. |