
Онлайн книга «Шоколадная принцесса»
— Не злись на него, должно быть, у него месячные, — заметил Толстяк и направил меня дальше, — тебе лучше идти, если хочешь поговорить с Юрием и Микки. Кабинет Юрия был в центре раздевалки. Одну стену целиком занимало огромное окно. В сочетании с большим выпуклым зеркалом в верхней части стены оно позволяло легко увидеть, кто входит и выходит, вне зависимости от того, в какой части кабинета стоит наблюдатель. Поэтому я даже не успела постучать, как меня уже пригласили войти. — Анни, рад тебя видеть, — сказал дядя Юрий, привстав. — Жаль, что тебя не было на поминках, но по твоему лицу видно, что ты все еще болеешь. — Мне уже лучше, — уверила я и поцеловала его в обе щеки, как велел обычай. — Привет, Аня, — поздоровался Микки, притаившийся в углу. Я заметила, что на его щеке был небольшой синяк; с Лео он обошелся гораздо жестче. — Ты должна была остаться в кровати, — сказал дядя Юрий. — Что тебя вынудило встать, малышка Аня? — Я пришла принести извинения за поведение моего брата. Лео не всегда думает перед тем, как начать действовать; думаю, он был эмоционально нестабилен из-за поминок. — Не беспокойся, девочка, — сказал он. — Мы знаем, что Лео, — он подобрал нужное слово, — чувствителен, но мы по-прежнему будем рады видеть его здесь. Я посмотрела на Микки, согласен ли он. — Я хочу, чтобы ты знала, что я не сделал ничего, что бы могло его спровоцировать, — сказал тот. — И мне ужасно неловко, что я ударил кого-то, — теперь он рылся в памяти в поисках подходящего эвфемизма, — вроде него. Это недостойно. — А теперь поцелуй кузину и все забудем, — проинструктировал дядя Юрий. — Я не болел ветрянкой, — заметил Микки. — Не обижайся, Аня, прививки не дают стопроцентной гарантии. — Все в порядке, — уверила я. — Как прошел твой медовый месяц? — Его не было, я не мог бросить работу. Юджи Оно стоял у меня над душой, и мы все еще, представь себе, разбираемся с последствиями отравления фретоксином, хотя прошло уже много месяцев. — Вы узнали, кто это сделал? Микки покачал головой: — Многие начинают подозревать, что это дело своих рук. — Хватит говорить о бизнесе, Анни не интересно это слушать, — сказал дядя Юрий. Я кивнула и обернулась к Юрию. — Может быть, будет лучше, если Лео прекратит тут работать? — предложила я. — Не стоит, — уверил меня дядя Юрий. — Он прекрасный работник, а то, что случилось, останется без последствий. Скажи Лео, что завтра у него выходной, а в понедельник пусть приходит как обычно. Дядя Юрий предложил мне чашку чая, но я ответила, что мне пора домой. — Как у вас дела с тех пор, как Галина отошла в лучший мир? — спросил он. — Ты и твои родные, вы справляетесь? Я утвердительно кивнула. По правде говоря, мне не казалось, что мы справляемся, но последнее, чего бы мне хотелось, — это помощи Семьи. Когда я вернулась домой, все было тихо. Из-под двери комнаты сестры был виден свет; обычно это означало, что она занимается. Имоджин мыла посуду, хотя это не входило в ее обязанности. Я пошла на кухню, чтобы поговорить с ней. — Я приготовила обед и дала твоему брату аспирин, — сказала она. — Очень вам благодарна. Вы могли бы этого не делать. Она выключила воду. — Я очень беспокоюсь о тебе, твоем брате и твоей сестре, Анни. Даже несмотря на то, что Галина мертва, я все равно беспокоюсь о вас. Я кивнула, и тут мне на ум пришло то, что я сочла хорошей идеей. — Я надеюсь, вас не оскорбит, если я предложу вам остаться тут на несколько недель? Я знаю, что ваша профессия — сиделка, а не нянечка, но мне правда нужна помощь. И для них обстановка станет более привычной. — Я махнула рукой в сторону наших комнат. — Мистер Киплинг будет выплачивать вам ту же зарплату, что и обычно. — Только если мне не придется выносить судно. — Она улыбнулась. — Если вы захотите побыть у нас, можно использовать комнату бабушки. — Звучит неплохо, Анни. Честно говоря, я надеялась, что ты это предложишь. Хотя я не слишком люблю нежничанья, я обняла Имоджин. Она широко раскрыла передо мной руки, и было бы невежливо не обнять ее. Она предложила мне разогреть еду, но я отказалась: желудок все еще бунтовал. — Тост? — спросила она. Надо признать, звучало заманчиво. Она обрезала у хлеба корочки и положила тост на симпатичную фарфоровую тарелочку, а потом отправила меня в кровать. Когда я вошла в комнату, оказалось, меня там ждал Вин. Он читал книгу. — О, я и не знала, что ты все еще здесь. — Ты ушла, не попрощавшись, — сказал Вин, положив книгу на кровать (книга принадлежала Имоджин). — Я не знал, куда ты пошла, и ждал, надеясь, что тебя не убьют. А теперь, когда я вижу, что ты жива, могу и уйти. Вин встал. Он был почти на голову выше меня, и рядом с ним я чувствовала себя малявкой. — Прости, я не могла отложить этот вопрос. — Не могла отложить? Самое лучшее, что ты можешь придумать для извинения? Он улыбался, когда говорил эти слова. — Ну, моя жизнь — сложная штука. Мне правда жаль. Он нахмурил брови и поцеловал меня: — Ты прощена. — Я сегодня только и делаю, что извиняюсь. Уже начинаю чувствовать себя самым виноватым человеком на земле. — Не суди себя строго. Сомневаюсь, что ты — самая виноватая. Земля очень большая. — Ну спасибо. — Я уже начал беспокоиться, не убежала ли ты с Юджи. Так ведь его имя? — Да. — И начал ревновать. — Не начинай, Юджи двадцать три, и он слишком стар для меня. — И ты предпочитаешь меня, да? — Ну да, конечно, я предпочитаю тебя. Хватит строить из себя дурачка, Вин. — Двадцать три не такой уж большой возраст, — поддразнивал он. — Когда тебе будет восемнадцать, ему исполнится всего лишь двадцать пять. — Забавно, точно так же Нетти говорила о тебе. Разница в том, что ты всего на четыре года старше ее. — Что, Нетти на меня запала? Я широко раскрыла глаза: — Ты что, не видишь? Она почти помешалась на тебе. Он покачал головой: — Очень мило. Зазвенел дверной звонок, я подошла к двери и посмотрела в глазок. Там стоял человек, которого я никогда в жизни не видела, и держал в руках картонный ящик, обернутый в целлофан (дорогая штука, сейчас нечасто такое встретишь — целлофан не перерабатывается). Человек был ниже, чем я, а его руки были подозрительно тонкими по сравнению с круглым животом. Хотелось бы знать, действительно ли он такой толстый или его живот — фальшивка, скрывающая что-нибудь опасное, типа оружия. |