Книга Гнезда Химер. Хроники Оветганны, страница 16 – Макс Фрай

– Попробуй халндойнское оранжевое, Маггот. Думаю, тебе понравится.

– Понравится, наверное, – согласился я. – Давай свое оранжевое.

Некоторое время я сосредоточенно накачивался вином: мне очень понравился веселенький сумбур в голове, и я искренне надеялся, что после нескольких новых порций он сменится полным анабиозом. Ха, я был готов заплатить любую цену за восхитительную возможность какое-то время вообще ничего не соображать!

– Ой, а чего вы тут сидите? – жизнерадостно спросил звонкий женский голос.

В зал вошла крупная высокая женщина с роскошной рыжей шевелюрой. Ее толстощекое лицо показалось мне образцом добродушия и жизнерадостности. Умом, впрочем, эта милая дама явно не отличалась: ее маленький ротик был приоткрыт, как у аквариумной рыбки, а круглые глаза казались блестящими голубыми бусинами.

– Пьете вино? – приветливо спросила она. – Вот и молодцы! Но ведь вино нужно пить вечером. А днем нужно обедать. Разве уже вечер?

– Вечер, вечер, – хмуро кивнул Таонкрахт. – Можно сказать, уже ночь, так что ступай спать, дорогая!

– Ой, правда что ли, ночь? А почему еще светло? – простодушно удивилась она.

– Потому что вот такая хреновая ночь! – встрял я.

– Вот как! – искренне огорчилась женщина. – Ой, тогда я лучше и вправду пойду спать…

– Вот и ступай, – нетерпеливо сказал Таонкрахт.

– А это и есть твой демон? – с опасливым любопытством спросила она, указывая на меня.

– Ага, – ухмыльнулся я. – Я самый, кто же еще!

– А на вид совсем мальчик, как какой-нибудь юный шархи! – умилилась рыжая. – Ой, Конм, а давай его женим! У Наоргалей как раз дочка подросла, а не понравится она, другую найдем… Глядишь, поживет, как человек, и остепенится. А то такой славный мальчик, и почему-то демон!

Я расхохотался, уронив голову на руки. «Такой славный мальчик, и почему-то демон», – да уж, лучше и не скажешь!

– Не гневайся на мою жену, Маггот, – попросил Таонкрахт. – Она дура дурой, но добрая женщина.

– Да я и не гневаюсь…

– Ступай спать, Росрогниа, пока беду не накликала, – велел жене Таонкрахт.

– Да иду уже, иду.

Напоследок она отобрала у супруга посудину с вином, одним глотком выдула ее содержимое, небрежно зашвырнула опустевший сосуд в дальний угол зала, громко заржала – такой хриплый раскатистый хохот удается не всякому пьяному боцману! – и неторопливо пошла к выходу, плавно покачивая бедрами.

– Росрогниа – улльская княжна, – пояснил мне Таонкрахт, – во всяком случае, ее дед был улльским военачальником или что-то в этом роде… У них там свои обычаи.

Гальт и Бэтэнбальд дружно захохотали, словно услышали хорошую шутку. Впрочем, вполне возможно, так оно и было: я-то не знал, какие там обычаи у земляков этой рыжеволосой толстушки.

Смех смехом, а я последовательно осуществлял свой генеральный план: напивался. Кажется, еще ни одно дело в своей жизни я не доводил до конца с такой яростной одержимостью. В какой-то момент я обнаружил, что уже поглощаю розовую жидкость с резким запахом парфюма, ту самую, с которой начал сегодня свое утро мой приятель Таонкрахт.

– Это вино хоть и местное, с болотных виноградников, но тоже ничего, – прокомментировал гостеприимный хозяин.

– Только башка после него с утра трещит, как после удара моргенштерном, – неожиданно посетовал двухголовый.

Его жалоба вызвала у меня приступ гомерического хохота, и я долго уточнял, с трудом поворачивая непослушный язык: «А какая именно башка, правая или левая?» Гальт-Бэтэнбальд, по счастию, не обиделся. Впрочем, думаю, он просто не разобрал, что я там бормочу…

Потом творилось нечто невообразимое. Я уже почти не осознавал происходящее, только некоторые фрагменты реальности почему-то привлекали мое внимание. Помню, что Таонкрахт с мрачной одержимостью отплясывал какой-то немыслимый танец, размахивая невесть откуда взявшейся метлой. Пляска сопровождалась громом доспехов и заунывной песней, мотив которой казался мне смутно знакомым. Но исполнитель так отчаянно фальшивил, что определить наверняка было совершенно невозможно. Время от времениТаонкрахт притоптывал ногой, стучал по полу древком метлы и громко восклицал: «Йох! Унлах!» – что можно приблизительно перевести как «Так точно! Аминь!» или «Хорошо! Да будет так!» Впрочем, перевод мне тогда не требовался, а само звучание этих слов здорово поднимало настроение.

Гальт и Бэтэнбальд хрипло переругивались: один из них очень хотел сплясать со своим другом Конмом, а второй бурчал, что его и без пляски ноги не держат. Поскольку тело у них было одно на двоих, разрешить конфликт не представлялось возможным.

Что касается меня, я закончил этот замечательный вечер, рыдая на плече у своего «лучшего друга» Таонкрахта. Я горячо убеждал Великого Рандана, что ему попался самый задрипанный демон во Вселенной, и умолял его отпустить меня домой. За эту небольшую услугу я клятвенно обещал прислать к нему целую бригаду профессионалов, которые в два счетаснабдят его бессмертием и могуществом по сходной цене. Смертельно пьяный Таонкрахт в свою очередь заверял меня, что я – самый крутой демон всех времен и народов. А если даже и не самый, то он уже согласен как-нибудь обойтись без могущества и даже без бессмертия, лишь бы я остался жить в его замке. Ему, оказывается, было чертовски одиноко все эти годы, а моя компания – именно то, что ему требуется.

– А как же Гальт и Бэтэнбальд? – печально вопрошал я.

– Они болваны, – не менее печально отвечал Таонкрахт.

– Я тоже болван, – признавался я, на что мой друг великодушно говорил: «Это ничего…»

Потом мы почему-то вспомнили инквизицию и начали строить планы страшной мести. Тот факт, что упомянутая институция давным-давно прекратила свое существование, нас совершенно не смущал.

– Мы им еще покажем, этим козлам! – с энтузиазмом обещал я Таонкрахту. – Это надо же додуматься – колдунов жечь! Их… то есть нас… то есть вас – и так мало!

Из коридора доносился нестройный хор местных смердов. Ребята проявляли солидарность с господином: если уж он нажрался в дым, значит, им сам бог велел следовать по его стопам.

В конце концов я отключился прямо в кресле, положив голову на стол. Последнее, что я слышал, был фантастический храп двухголового: Гальт и Бэтэнбальд воистину виртуозно чередовали вдохи и выдохи.

* * *

Утро все-таки наступило, к моему величайшему сожалению.

Я с самого начала знал, что за все придется расплачиваться, но не подозревал, что цена будет настолько высока! У меня болело все, начиная от головы и заканчивая мизинцем левой ноги, на которую, очевидно, кто-то наступил. О душе и желудке я уже не говорю: этим составляющим моего организма пришлось особенно туго.

Единственное, на что меня хватило, – потребовать, чтобы меня отнесли в постель. На самом-то деле мне хотелось только одного: повеситься, но я прекрасно понимал, что это слишком сложная и утомительная процедура.