Онлайн книга «Небеса ликуют»
— Простите… монсеньор. Если бы я знал!.. Но обстоятельства… * * * С обстоятельствами довелось ознакомиться тут же. Все было, как я и представлял: темный коридор, лестница, огромная спальня с безразмерной кроватью. Балдахин тоже имелся — пыльный, нависающий словно скала. Знакомое белое платье валялось на полу. Мантилья свесилась со стула. …На то, что лежало на кровати, смотреть не было сил… — Извольте видеть, монсеньор. Горло перерезано острым предметом, вдоль грудной клетки и живота — глубокий продольный разрез, глаза отсутствуют, что затрудняет опознание… — Не надо… Я вижу. Труп — страшный труп с неузнаваемым, залитым кровью лицом, бесстыдно раскинувший голые ноги на розовом покрывале, меня не интересовал. Той, что позвала меня на ночное свидание, уже не было. «Глаза отсутствуют»! Banditto выкалывают глаза, веря, что в зрачках остается предсмертный отпечаток — лик убийцы. Итак, с трупом — полная ясность, а вот «острый предмет»… «Острый предмет» оказался тут же. Очень знакомый «предмет»! Широкое лезвие, приметная рукоятка — костяная, с углублениями для пальцев и двумя большими медными заклепками… «Топоры-ножи-ножницы-сечки! Точу-вострю-полирую!» А я еще удивлялся, куда исчез точильщик! — При внешнем осмотре вагины обнаружены признаки неоднократного насилия, о чем свидетельствуют также синяки и ссадины… …Насиловали тут же — на розовом покрывале. Затем в дело пошел нож… Ножи-заточки, друзья средь темной ночки! — Почему вы обратились ко мне? — Нашли ваш адрес. И еще — вот… «Вот» — обрывок бумаги, несколько строчек, наскоро набросанных уверенным мужским почерком. «Сегодня, как только стемнеет…» «Стемнеет…» Тот, кто писал, не делал ошибок. — Сьер Катанья, кому принадлежит этот дом? — Дом? Раньше он принадлежал мессеру Дзаконне, но потом его продали. Мы еще не выясняли кому, но, кажется, семье Монтечело… * * * Глоток дрянной виноградной водки пожаром прокатился по телу, но голова оставалась ясной. «Но если так… Если вы такой… Я вас могу благословить?.. Идите! Идите же, не смотрите на меня!..» Ее маска пахла духами и клеем. Чем еще может пахнуть маска актрисы? …Пить пришлось одному — доблестный шевалье дю Бартас не смог составить мне компанию. И причина была более чем уважительной, ибо к нему тоже заглянули гости. Точнее, не к нему — за ним. Я уже был у городского подесты. Синьор Огюстен дю Бартас, французский дворянин, пребывающий в городе Риме по личным делам, был арестован, как участник поединка, завершившегося смертью достойных дворян синьора Гримальди и маркиза Мисирилли. При аресте упомянутый синьор дю Бартас оказал сопротивление представителям закона… …что меня совсем не удивило. Бедняга шевалье напрасно не послушался моего совета. Интересно, разрешат ли ему в камере петь про принца Бурбона? Итак, пить пришлось одному. Все, что можно, сделано. Сыщики уже ищут веселых «точильщиков», а серый синьор Катанья направился прямиком в особняк семейства Монтечело. Но я понимал — бесполезно. Дом на улице Менял давно пустует, а рыжая борода — не примета. Равно как и черная. Разве что почерк. Тот, кто это затеял, спешил, оставив черновик письма на столе. Но едва ли это был сам слезливый синьор Монтечело. В Риме много затейников, готовых провернуть подобное дельце… Я взялся за ручку кувшина, поморщился, но все-таки налил еще. «Мне не нужна помощь. Я думала, что помощь нужна вам, Адам… Вы оказались таким, как и все прочие, да к тому же еще…» Да, помощь ей уже не нужна. А я действительно поп, и мне придется здорово ругаться с настоятелем ближайшего храма, чтобы тот дозволил отслужить панихиду по рабе Божьей Франческе. Актрис не отпевают, не хоронят в освященной земле. И не так уже важно, золото или страх заставили ее написать это дурацкое письмо. «Похотливый священник» — прекрасная тема для пьесы. Пьесы, которая пошла явно не так. Впрочем, Комедия дель Арте славна именно импровизацией. Похотливого попа не удалось зарезать, зато можно обвинить в убийстве. Она умирала долго — и страшно. А я в эти минуты стоял столбом у кресла, в котором восседала старая жаба. Кто бы мог подумать? Его Преосвященство, сам того не желая, спас мне жизнь! Не захоти он прошлым вечером отругать от души зазнавшегося молокососа-еретика… Рука с кубком дрогнула, огненное пойло разлилось по столу, потекло по подбородку. Сам того не желая? Или?.. Нет, о таком не стоит! Лучше выпить еще. Подождать, пока стихнут шаги в коридоре, найти тряпку, чтобы вытереть лицо… * * * — Добрый вечер… Сначала я чертыхнулся, но этого оказалось мало, а посему я помянул злого духа Анамембире вкупе с чадами его, стукнул по столу ничем не повинным кубком и только после этого обернулся. Злокозненный еретик Гарсиласио де ла Риверо, римский доктор и поклонник Джордано Ноланца, появился явно не вовремя. — Какого беса вам от меня надо? На его красивом лице я заметил знакомый испуг, но выглядел сьер еретик не в пример лучше прежнего. Выспался! — Меня выпустили… Меня почему-то выпустили, сьер. Дали ваш адрес. И я подумал… — Что вы подумали? — гаркнул я так, что парень отшатнулся. Кричал я напрасно. Все так и задумано. Все идет правильно… Три степени повиновения: телом, разумом, сердцем. И только повинуясь сердцем, ты становишься покорен по-настоящему. Как воск, как топор дровосека. Как труп. Так учит Святой Игнатий. На этом и стоит Общество. Там, в сыром подвале, его тело было в моей полной власти. Но этого мало. Я мог бы пригрозить синьору Гарсиласио костром, на который попадут его семья, друзья, он сам. Он стал бы покорен — разумом, спасая себя и других. Но этого тоже мало. И тогда я заставил его увидеть Ад. Заставил и получил его сердце — и его душу. Сердце, скованное страхом. Душу, ненавидящую меня. — Сядьте. Там, на табурете, — кубок. Выпьем. — Я… — Такого он явно не ожидал. — Я не… — Пейте! Он глотнул, поперхнулся, в глазах — все тот же испуг. Наверно, парень решил, что пытка продолжается. На этот раз — виноградной водкой. |