Онлайн книга «Небеса ликуют»
Полк Корсунский, полк Белоцерковский… Я прикрыл глаза. Сизифов труд — даже если искать только среди сотников. А ведь Павло Полегенький мог быть осавулом, десятником — или вообще не попасть в реестр. — То пан Адам устал? — Да, пожалуй… Нет, не устал. Просто стало не по себе. Я словно воочию увидел их — мрачных усачей в жупанах и черкесках, в мохнатых шапках и красных шароварах. Бесконечные шеренги живых и мертвых, вставших за свою проклятую схизму и диких попов. Наука, культура, книги, театр, музыка — все, чем дорожим мы, стали навозом под их сапогами. Этих не подкупить, не напугать, не обмануть сладкими речами. Чингисханы! Гунны во главе с усатым Аттилой, гордо носящим герб с острым зигзагом и крестом. Неужели мы проиграли? Германия, Япония, Абиссиния, Русь… Я должен ненавидеть их, моих земляков, отвергнувших свет Истинной Веры. Но… Но, будь у инки Атауальпы такие усачи, кто бы сейчас помнил о Писарро? * * * — То пан просто не умеет искать. Если пан Адам не против, я сам погляжу. Всех я, конечно, не помню, но, думаю, к вечеру… Негромкий голос пана старшого канцеляриста прозвучал словно «Лазарь, воскресе!». Я с надеждой поглядел на этого излишне серьезного молодого парня. — Пан Хвилон окажет мне сикурс? То он не останется внакладе! Внезапно он рассмеялся — негромко и совсем не весело. — Пан Гуаира слишком долго жил в своих Индеях. Мне не нужны ваши таляры, пане Адам! Я помогу вам не только из долга гостеприимства, всеми христианами чтимого, но из потребности не околеть от скуки, раз уж велено мне оставаться здесь. Я понял — парня не пустили на войну. — Вечером найду вас, пан Адам. Имею надежду, что спутники ваши пребывают в здравии добром, равно как панна, что из неволи турецкой выбегла. Укол! Да еще какой! Сидит себе в сарае школяр в очках, ничего не видит, ничего не слышит. А вокруг — ни сторожи, ни караулов… — Сейчас у нас в посаде места на всех хватит. Дивное дело — крамари иудейские еще зимой за море подались, так что и торговать некому. Слыхать, мессия у нехристей этих объявился! Мессия? Что-то очень знакомое! — Шабтай Цеви из Смирны. — Я поглядел ему прямо в стеклышки окуляров. И мы не одним лыком шиты! — Так… И не только отсюда выбегли, но из городов польских, немецких и даже свейских. Вроде бы идут они в град Иерусалим, потому как свету конец настает. Он не шутил, да и мне стало не до шуток. Не нам ведать сроки, но чем-то история эта не нравилась мне с самого начала. …И ты Смирна, град османский, ничем не меньше воеводств Иудиных… Я уже повернулся к двери, когда сзади послышалось негромкое: — Вспомнил! Я обернулся — пан школяр улыбался, словно и вправду решил мудреную задачку на исчисление дробей. — Принцем Молдова считать должно покойного владыку Петра, прозывавшегося Могилой, поелику и он из рода володарей Ясских. * * * …Бетельгейзе — принц Краков, Ригель — принц Молдова. Его мосць Станислав Конецпольский, гетьман коронный, и Петро Могила, митрополит Киевский. Имя звезды Капеллы я угадал сам. Регус Ваза — Его Королевская Милость Владислав Ваза, покойный государь Полонии и Литвы. Вначале я увидел пыль. То есть не увидел — почувствовал, вдохнул, поперхнулся… — Вали! Вали немца! Покотом, покотом! Пыль! Я отступил на шаг, уперся спиной в теплые доски куриня. Там, за клубящейся завесой, что-то падало, каталось по земле, хрипело, булькало. — Покотом! Вали немца! Нем-ца! Нем-ца! Нем! Ца! Знакомых немцев у меня отродясь не было, даже в коллегиуме, но странное предчувствие заставило зажмуриться, надвинуть шляпу на брови и… — А-а-а-ах! Ай, немец, ай, силен пан латинщик! …нырнуть прямо в душное облако. Чувствовал я, чувствовал, и шевалье чувствовал, недаром все о засаде толковал! Шевалье дю Бартас, голый по пояс, гордо выставив серую от пыли бородку, возвышался над поверженным усачом. Тот лежал на лопатках, по уши утонув в серой пыли. Голая пятка пикардийца упиралась противнику в грудь. Зрители — десятка два чубатых и усатых — качали головами, оживленно обсуждая только что виденное: — Ой, кинул Мытряя немец! Ой, кинул! Ой, все печенки отбил! Ой, весело ж, панове, было! Босая пятка чуть приподнялась, и Мытряй резво пополз в пыли, оставляя за собой глубокую борозду. — Ну, чего, хлопцы, товарищи войсковые! — Широкоплечий черноусый крепыш неторопливо шагнул вперед, расстегивая сорочку. — Или никто из вас немца не свалит? Неужто мне, отаману старому, самому доведется? Товарищи войсковые потупились, не спеша с ответом. Дю Бартас небрежным движением отряхнул пыль и, повернувшись ко мне, подмигнул. Я облегченно вздохнул. Без засады не обошлось, но славный шевалье и сам справился. Или нет? — Не спеши, батька Ладыжник! — Худой костлявый усач одним движением сорвал с плеч рубаху, ударил босой пяткой в пыль. — Мы и сами немчуру сопаткой в землю ткнем! Ну, чо, Бартасенко, или как тебя там? Становись, цап бородатый! — Любо! Любо! — прогремел слитный хор. — Давай, Дух, свали, свали немца! Шевалье дернул бородкой, смерил костлявого Духа пренебрежительным взором. — Казак ла рюс — хомьяк э трус! Я только ахнул — когда выучить успел? Ну, шевалье! — Ух, немчура! Взбешенный Дух зарычал, широко развел худые жилистые руки… Начали! — А-а-а-а-ах! Рот раскрылся сам собой, но меня не хватило даже на «а-а-ах!». Как начали — так и кончили. Только мелькнули в воздухе грязные пятки, только ткнулись острые лопатки в пыль… — Хлопцы! Панове товарищи! Так что ж это деется? Духа! Духа завалил! Дю Бартас удовлетворенно огладил бородку, поглядел на костлявое тело, неподвижно лежавшее на земле, нехотя приподнял ногу, подержал на весу — и опустил. — Брезгует! — прокомментировал кто-то. — Пышный немец! Дух вставал медленно, нехотя, стараясь не смотреть на мрачных усачей. — Ну, самому доведется! — Чернявый крепыш с треском разорвал сорочку, не глядя, кинул ее оземь. — Эх, вы, бабы! |