Книга Большая телега, страница 84 – Макс Фрай

— Василиса, конечно, присоединиться отказалась? — спросил я.

— Думаю, она вообще не заметила, что я спускался, — улыбнулся мой гостеприимный хозяин. — Ничего, пусть. Это даже хорошо, что она так увлеклась. Иногда надо дать себе волю, забыть обо всем на свете… и вспомнить обо всем остальном.

Мне снова стало тревожно от его слов. И я снова не подал виду. Но решил сменить тему, от греха подальше, чтобы не дергаться лишний раз. И спросил:

— А почему вы открываете лавку в будние дни? Неужели сюда кто-то приезжает?

— Когда как, — пожал плечами хозяин. — Сегодня вы первые. А вчера, к примеру, были ребята из Франции, целых пять человек. Полчаса по лавке ходили, а купили только по открытке на брата, хотя было видно, что хотят унести все. Студенты. Откуда у них деньги? Зато сразу после них пришел какой-то странный тип, не то немец, не то русский, все время переходил с одного языка на другой. Он купил целую дюжину рыб — сказал, ему в последнее время приходится молчать о таком количестве разных вещей, что пора бы уже обзавестись помощниками, и я подобрал ему самых надежных… А позавчера вообще никого не было, зато, скажем, в минувший четверг торговля шла лучше, чем в иное воскресенье. Так что день на день не приходится.

— То есть смысл есть? — подытожил я.

— Смысл есть в любом случае, — горячо сказал он. — Лавка должна работать. В любой момент может кто-нибудь прийти. Увидит, что лавка открыта, удивится, обрадуется, зайдет, поговорит со мной, выберет себе что-нибудь и обрадуется еще больше. Этого достаточно.

— Достаточно — для чего?

— Не уверен, что смогу объяснить. Но постараюсь. Видите ли, этот замок построили специально для развлечений и веселья. Его предназначение — приносить людям радость. На протяжении нескольких веков замок честно исполнял свой долг. Сюда приезжали чешские короли с придворными. Мужчины охотились и пили вино. Дамы любовались видами и слушали пение птиц. По вечерам они пировали, плясали и веселились, по ночам занимались любовью. И непрестанно радовались жизни. Все шло как следует.

Он помрачнел, помолчал, глядя в окно. Наконец продолжил.

— А потом Габсбурги превратили Крживоклат в тюрьму. Это было очень плохое решение. Тюрьма — штука скверная, где ее ни обустраивай. И все-таки есть на земле места, которые годятся для тюрем. Но Крживоклат не таков.

— Потому что его строили для веселья?

— Совершенно верно. У всякого места свое предназначение. Есть места, подходящие для радости, и места, подходящие для страданий. И ни в коем случае нельзя подменять одни другими. Беда в том, что люди давно разучились видеть очевидное. Ничего не чувствуют, ничего не понимают. И ведут себя как слоны.

— Как кто? — Я решил, что неправильно расслышал.

— Как слоны в посудной лавке, — пояснил он.

— А. Тогда понятно.

— Действительно понятно? — Похоже, хозяин удивился.

Я пожал плечами:

— По крайней мере про слонов понятно. А насчет всего остального я не так уверен. Мне показалось, вы подводите к тому, что ваша лавка нужна для равновесия? Чтобы в этом замке опять начали радоваться? И это поможет замку забыть, что он был тюрьмой?

— Поразительно, — улыбнулся хозяин. — Вы и правда все понимаете. А я-то уже закаялся объяснять.

— Это простая логика, — смущенно сказал я. — Если человек впал в уныние, близкие стараются как-то его расшевелить, порадовать, устроить ему праздник. Это естественно. И с замком, наверное, так же.

Он с энтузиазмом закивал:

— Я очень стараюсь. Делаю что могу. Не так уж много, но лучше, чем ничего. Держу лавку открытой по будням, делаю молчаливых разноцветных рыб, обаятельных прожорливых котов и смешливых деревянных ангелов. Иногда беру на продажу чужой товар, но только самые лучшие вещи и непременно у жизнерадостных молодых ребят. Это очень важно. Люди приезжают, заходят, удивляются, радуются. Еще сотня лет, и замок, пожалуй, окончательно воспрянет духом.

— Целая сотня? — изумился я.

— Ничего не поделаешь, тюрьмой он тоже был сто с лишним лет.

— Ясно, — растерянно кивнул я. И протянул кружку: — Вы обещали мне добавку.

Когда мы спустились вниз, мне на мгновение показалось, что вместо моей Василисы за прилавком сидит девочка лет пяти, не больше. Залезла с ногами на табурет и самозабвенно перебирает пуговицы. А Васька, получается, куда-то ушла или?..

— Васька, ты где? — громко позвал я.

— Как — где? Тут, конечно, — удивленно отозвалась Василиса. — Ты чего? Вы там что, опиум курили? Без меня? Как не стыдно!

Я изумленно на нее уставился. Вот же она, моя взрослая дочь, все сто шестьдесят девять сантиметров на месте, сидит на табурете, собирает пуговицы в коробку, улыбается мечтательно и сонно, как будто мы ее разбудили. И никаких маленьких девочек поблизости. Вообще никого, кроме Васьки, рыб, котов, ангелов и прочей деревянной живности. Что это на меня нашло?

— Ну как, выбрали себе пуговицу? — спросил Ваську наш щедрый хозяин.

Она отрицательно помотала головой:

— Не смогла. И дело не в том, что глаза разбегаются, хотя они, конечно, разбегаются… Просто у вас, понимаете, идеальный комплект. Ничего лишнего. Всё на месте. Жалко нарушать такую гармонию. Но это ничего. Я так классно с ними посидела! Как в детстве, когда бабушка меня творогом пытала, а я тем временем распределяла роли, вернее, просто старалась понять, кто есть кто. Ясно же, что вот эта белая пуговица — Прекрасная Принцесса, а золотистая — ее Няня, а зеленая — Лучший Друг, а большая черная — ее Тайная Тень, и так далее, и если их правильно расставить, все будет хорошо… Ой, ну, то есть… в общем, я плохо объясняю, — внезапно смутилась она.

— Ничего, лишь бы расставляла правильно, — серьезно сказал хозяин лавки.

— Я всегда очень правильно их расставляла, — не менее серьезно заверила его Васька. — С пуговицами такое дело, тут не схитришь, пока правильно не расставишь, не успокоишься, и оторваться невозможно, даже если родители спать загоняют. А как только расставишь — все, можно перевести дух и собирать. И сейчас точно так же было. В смысле, как в детстве. Все по-настоящему.

Надо же, подумал я, какие тонкости. Мне бы и в голову не пришло. Но какие же мы с Лялькой, получается, молодцы, что никогда Василису силком в постель не укладывали, давали спокойно доиграть. Как чувствовали, что это для нее важно.

— Я, пожалуй, заверну ваши покупки, — сказал хозяин лавки. — Уже смеркается.

В электричке Васька клевала носом, даже плеер включать не стала, только улыбалась сонно. Но дома выпила кофе, приободрилась и бросилась к компьютеру. А я принялся разбирать покупки. Васькина желтая рыбка, моя керамическая кружка с черепахой, прожорливые магниты для холодильника, книжка про Крживоклат на испанском языке, потому что других не нашлось, зато с иллюстрациями, поглядев на которые, я, пожалуй, пристыжено сотру свои любительские снимки, лиловая футболка с фантастической птицей для Ляльки, которая с нами в замок не поехала, сославшись на плохую погоду, а сама до сих пор по городу шляется, только эсэмэски раз в полчаса пишет — дескать, на Староместской площади елку наряжают, оторваться невозможно от такого зрелища, не сердись, а еще лучше сам приходи.