Онлайн книга «Серый коршун»
|
Она усмехнулась – но не зло, а скорее снисходительно. – Я уже привыкла к тебе. А если случится чудо, и выяснится, что ты – сын Главка, я возненавижу тебя до конца дней. Одно дело, если меня изнасиловал наемник, которого я, простив, пригрела у трона, другое дело – брат Ктимены. Его я никогда не прощу! – Так ты меня простила? – удивился я. В ответ она презрительно хмыкнула: – Да какое тебе дело? Радуйся жизни, сын Лая, хотя ты заслужил совсем другое... И не забудь сбрить свою дурацкую бороду! Мой муж не может походить на лесного сатира! Я провел рукой по подбородку. О, моя борода! – Усы можешь оставить, – Дейотара окинула меня насмешливым взглядом. – Такие, как носят шардана. С ними у тебя будет более серьезный вид... Кстати, ты уже приказал выбросить кости? – Кости?! Почему-то подумалось об игральных костях – тех, какими мы разыгрывали престол богоспасаемой Микасы. – Забыл – оракул? «Сотри свое имя с могилы»! Кости моего братца, Клеотера. Завтра их не должно быть в царском толосе! Да, я совсем забыл об этом. Она помнила – как и о всем остальном. – Зачем тревожить кости, царица? Я прикажу стереть надпись... – Нет! Снова появится какой-нибудь призрак, начнутся слухи... Дейотара не ведала сомнений. А ведь в царском толосе лежал ее брат! – Не будем спешить, – рассудил я. – Тревожить прах тоже опасно. Пойдут разговоры о неприкаянной душе, потом кто-то эти кости соберет... Дейотара удивленно взглянула на меня: – Пожалуй... Порой ты рассуждаешь здраво, ванакт. Но что делать? – Поговорю с Эрифом, царица. Думаю, он знает. – Поговори, – кивнула она. – Но сначала побрейся. О великий Дий! И этот человек – микенский ванакт! Дромос уже расчистили, и от темного покоя гробницы нас отделяли только тяжелые створки потемневших от времени дверей. Царские толосы уходили в недра огромного холма, в глубине которого истлевали останки ванактов Ахиявы. Но для царевича Клеотера не нашлось отдельной могилы. Его хоронили наскоро – в толосе его деда, богоравного Гипполоха. Моего деда... Мы с Афиклом переглянулись. Покидать теплый ясный день ради мрака могилы не хотелось. Но дело следовало завершить. Надписью у входа уже занимались каменотесы, а нам предстояло снять золотую маску с лица давно умершего мальчика. Именно это посоветовал Эриф. Маска – золотой отпечаток лица, отпечаток души. Без нее кости станут просто прахом, без имени и судьбы. Никто уже не скажет, что во мраке толоса покоится царевич Клеотер. Маску принесут в храм, торжественно расплавят – и боги подтвердят, что Клеотер Микенский жив... Афикл выглядел угрюмым, и я невольно посочувствовал богоравному герою. У нас с ним выдалось хлопотливое утро. Ванакт микенский представлял шардана их нового царя. ...Деимах и Герс, несмотря на всю свою невозмутимость, были поражены: богоравный Афикл всегда вызывал у шардана не только уважение, но и трепет. Герой хмурил густые брови, принимая присягу на верность, и имел истинно царственный вид. Если бы они знали, сколько пришлось его уговаривать! В последний момент мой Гильгамеш начал сомневаться, просил послать его за гидрой, за львом, за Кербером, за яблоками Гесперид – лишь бы не надевать на голову золотой венец. Я все-таки убедил его, но – великий Адад! – чего мне это стоило! Я ничем его не связывал и ничего не просил – кроме одного. Шардана никогда не придут в Ахияву, как враги. Он обещал – и я поверил. Славный он парень, богоравный Афикл. Он сам предложил мне помощь, чтобы вместе войти во мрак могилы. Можно было послать рабов, но древний обычай требовал моего присутствия. Я сам снимаю маску – мою маску – и возвращаюсь в царство живых... Афикл вздохнул и взял из рук стражника зажженный факел. Пора. Я остановился в нерешительности. – Понимаю тебя, о богоравный Клеотер, – сочувственно проговорил Афикл. – Страшно живому входить во мрак могилы! Да, страшно. Особенно своей собственной. – Да пребудут с нами боги, Клеотер. Да хранят они нас! Да. Пусть хранит нас Единый! Не сговариваясь, мы сделали первый шаг, и каменный свод дромоса сомкнулся над нами. Дверь оказалась запертой, но Афикл легко толкнул дубовые створки, освобождая путь. ...Высокий порог, слева и справа – серые приземистые колонны. Свет факела упал на низкие своды, сходившиеся в центре небольшого круглого зала. Пахнуло сыростью – и холодом. Истинно могильным холодом... Я уже знал, что ждет нас внутри. Гипполоха хоронили по всем давним обрядам – в неглубокой яме, наглухо перекрытой тяжелой плитой. Вот она, в самом центре зала... Слева – ниша; неровный свет упал на груду присыпанных каменной пылью золотых кубков, кинжалов в драгоценных ножнах, на маленьких каменных идолов, стоявших по краям. Но меня не интересовали сокровища мертвецов. То, что нам нужно, находилось справа. Царевича хоронили в спешке. Никто не рыл яму, не обкладывал ее плитами. Не понадобился даже глиняный ларнак – последнее убежище воина или дамата. Просто невысокая лежанка, на которой застыли в каменной пыли детские кости. Маска сползла на бок, открывая треснувший череп. Я взглянул в пустые равнодушные глазницы. Там не было ничего – только тьма... – Кто он, ванакт? – голос Афикла прозвучал неожиданно тихо и несмело. Но я понимал его. – Говорят... – горло внезапно перехватило, но я справился и ответил твердо. – Его звали Клеотер. Клеотер, сын Лая, внук ванакта Гипполоха и Гирто. Да, на каменной лежанке был я . Еще одна шутка богов – самая страшная. Не каждому приходится стоять возле собственного рассыпавшегося праха!.. – Его убили, чтобы спасти тебя? Чтобы ты стал ванактом? – Да. Я коснулся золотой маски. Она была холодна, но мне почудилось, что золото обжигает руки. Прости, Клеотер! Я никогда не узнаю, кем ты был. И никогда не узнаю, кто я – безвестный сын воина или микенский царевич. Это страшно, но еще страшнее, наверное, знать. Гирто ошиблась – и хвала Единому! – Бедный мальчик, – вздохнул Афикл. – Ванакт, мы оставим его здесь? – Конечно, – кивнул я. – Я велю похоронить себя рядом и выбить оба наши имени. Пусть боги рассудят сами... – Да не будут твои мысли столь печальны, ванакт! Пойдем. Я вздохнул, взял маску, осторожно стряхнув пыль, и передал ее Афиклу. Все. Скелет лежал недвижно, уже без имени и судьбы. Просто мертвый мальчик... – «Всякой вещи есть свой срок и приговор, – вспомнились давно слышанные слова. – Ибо зло на совершившего тяжко ляжет; ибо никто не знает, что еще будет, ибо о том что будет, кто ему объявит? Нет человека, властного над ветром, и над смертным часом нет власти, и отпуска нет на войне... Все из праха, и все возвратится в прах...» [33] |