Онлайн книга «Кукла»
|
— Боже упаси! — воскликнул пан Томаш и замахал руками. — Только начни водиться с докторами — и сразу отправишься на тот свет… Панна Изабелла не настаивала; она поцеловала отца в руку и в лоб и, глубоко задумавшись, пошла к себе в будуар. От тревоги, терзавшей ее все эти дни по поводу торгов, не осталось и следа. Оказывается, у них еще есть десять тысяч рублей в год и тридцать тысяч наличными! Значит, они поедут на Парижскую выставку, потом, может быть, в Швейцарию, а на зиму — опять в Париж. Нет! На зиму они вернутся в Варшаву и снова будут принимать у себя. А если найдется какой-нибудь состоятельный претендент, не старый и не противный (как барон или предводитель… бр-р!), не выскочка и не глупец (впрочем, пусть даже и глупец — в их кругу умен один только Охоцкий, да и тот чудак!)… если найдется такой человек, она наконец решится… «Ну и хорош же папа со своим Вокульским! — подумала панна Изабелла, расхаживая взад и вперед по будуару. — Вокульский — мой опекун!.. Вокульский может быть ценным советчиком, поверенным, наконец распорядителем состояния, но звание моего опекуна может носить только князь, кстати он нам и родня и старый друг нашего семейства…» Сложив руки на груди, она продолжала ходить взад и вперед по комнате и вдруг призадумалась: почему отец так расчувствовался сегодня по поводу Вокульского? Какой же колдовской силой обладает этот человек, покоривший всех людей ее круга и, наконец, завоевавший последнюю точку опоры — отца!.. Ее отец, пан Томаш Ленцкий, не проронивший ни слезинки со дня смерти матери, сегодня расплакался!.. «Надо все же признать, что у Вокульского доброе сердце, — сказала она себе. — Росси не остался бы так доволен Варшавой, если бы не чуткость Вокульского. Ну, а моим опекуном ему все равно не бывать, даже в случае несчастия… Состоянием, пожалуйста, пусть управляет, но опекуном!.. Нет, видно, отец уж очень ослаб, если ему приходят на ум подобные комбинации…» Около шести часов вечера панна Изабелла, сидя в гостиной, услышала в прихожей звонок, а потом раздраженный голос Миколая: — Говорил я вам — завтра приходите, барин сегодня болен. — А что делать, если барин, когда у него есть деньги, болеет, а когда здоров, так у него нет денег? — ответил чей-то голос с легким еврейским акцентом. В ту же минуту в прихожей зашелестело женское платье, и послышался голос панны Флорентины: — Тише! Бога ради, тише! Приходите завтра, пан Шпигельман, вы же знаете, что деньги есть… — Вот потому я и прихожу сегодня уже в третий раз, а то завтра придут другие, и я опять буду дожидаться… Кровь ударила в голову панне Изабелле. Не совсем сознавая, что делает, она бросилась в прихожую. — Что это значит? — обратилась она к панне Флорентине. Миколай пожал плечами и на цыпочках пошел в кухню. — Это я, ваша милость… Давид Шпигельман, — ответил низенький человечек с черной бородой и в черных очках. — Я к графу, у меня к нему маленькое дельце… — Белла, дорогая… — начала панна Флорентина, пытаясь увести молодую девушку. Но панна Изабелла вырвалась и, заметив, что в отцовском кабинете никого нет, велела Шпигельману войти туда. — Одумайся, Белла, что ты делаешь? — унимала ее панна Флорентина. — Я хочу наконец узнать правду, — ответила панна Изабелла. Она закрыла дверь кабинета, села и, глядя на очки Шпигельмана, спросила: — Какое у вас дело к отцу? — Очень извиняюсь, графиня, — ответил тот, кланяясь, — у меня совсем маленькое дело. Я только хочу получить свои деньги. — Сколько? — Ну, рублей восемьсот наберется… — Завтра получите. — Извиняюсь, графиня, но… я уже полгода каждую неделю слышу, что завтра, и не вижу ни процентов, ни капитала. У панны Изабеллы перехватило дыхание и сжалось сердце. Но она тут же овладела собой. — Вам известно, что мой отец получил тридцать тысяч рублей… Кроме того (она сама не знала, зачем это говорит), мы будем получать десять тысяч в год… Сами понимаете, что ваша незначительная сумма не может пропасть… — Откуда десять? — спросил еврей и развязно поглядел на нее. — Как это — откуда? — с возмущением повторила она. — Проценты с нашего капитала. — С тридцати тысяч? — недоверчиво усмехнулся еврей, решив, что его хотят провести. — Да. — Очень извиняюсь, графиня, — иронически возразил Шпигельман, — я уже давно делаю комбинации с деньгами, но о таком проценте никогда не слыхал. На свои тридцать тысяч граф может получить тысячи три, да и то под очень ненадежную закладную. Впрочем, мне что! Мое дело — получить деньги. А то завтра придут другие, и опять они окажутся лучше Давида Шпигельмана, а если остальное граф отдаст под проценты, мне придется еще год дожидаться… Панна Изабелла вскочила с кресла. — Так ручаюсь же вам, что завтра вы получите все сполна! — вскричала она, глядя на него с презрением. — Честное слово? — спросил еврей, втайне любуясь ее красотой. — Даю слово, что завтра всем вам будет уплачено… Всем, и до последней копейки! Еврей поклонился до земли и, пятясь к двери, вышел из кабинета. — Посмотрим, как графиня сдержит свое слово! — бросил он, уходя. Старый Миколай был в прихожей и с такой грацией распахнул дверь перед Шпигельманом, что тот уже с лестницы крикнул: — Что это вдруг с таким фасоном, пан камердинер? Панна Изабелла, побледнев от гнева, бросилась в спальню отца. Напрасно панна Флорентина пыталась ее удержать. — Не надо, Белла, — говорила она, умоляюще складывая руки, — отцу так нездоровится… — Я поручилась этому человеку, что все долги будут выплачены, и они должны быть выплачены… Хотя бы нам пришлось отказаться от поездки в Париж. Пан Томаш, без сюртука и в домашних туфлях, медленно расхаживал по комнате, когда вошла дочь. Она заметила, что вид у отца очень плохой, плечи у него опустились, седые усы повисли, даже глаза были полузакрыты и весь он как-то по-стариковски ссутулился. Эти наблюдения хотя и не дали ей вспылить, но не удержали от делового объяснения. — Извини, Белла, что я в таком неглиже… Что случилось? — Ничего, отец, — ответила она, сдерживаясь. — Приходил какой-то еврей… — Ах, наверное, опять Шпигельман… Донимает он меня, как комар летом! — воскликнул пан Томаш, хватаясь за голову. — Пусть придет завтра… — То-то и есть, что придет… и он… и остальные… — Хорошо… очень хорошо… я уж давно собирался расплатиться с ними… Ох, слава богу, хоть чуточку посвежело… Панну Изабеллу поразило спокойствие отца и его болезненный вид. Ей показалось, что за сегодняшнее утро он постарел на несколько лет. Она присела на стул и спросила с деланной небрежностью: |