Онлайн книга «Кукла»
|
Эта хроническая подавленность, невыразимо мучительная, из-за малейшего пустяка могла перейти в бурю. Дерево знакомого вида, обнаженный холм, цвет облаков, полет птицы, даже порыв ветра без всякого повода вызывали у меня такой прилив отчаяния, что я бежал от людей. Я искал пустынный уголок, где бы можно было, не боясь, что кто-нибудь услышит, броситься на землю и по-собачьи завыть от боли. Иногда во время этих одиноких скитаний, когда я бежал от самого себя, меня застигала ночь. Тогда из-за кустов, поваленных деревьев, из расщелин являлись предо мною тени прошлого и грустно качали головой, глядя на меня остекленелыми глазами. А шелест листьев, далекое громыхание телег и журчание воды сливались в один жалобный голос, который вопрошал меня: «Путник, что сталось с тобою?" [5] Ах, что со мной сталось… — Ничего не понимаю, — прервал Игнаций. — Что же это было за безумие? — Что? Тоска. — По ком? Вокульский вздрогнул. — По ком? Ну… по всему… по родине. — Почему ж ты не возвращался? — А что бы мне это дало? Впрочем, я и не мог. — Не мог? — повторил Игнаций. — Не мог… и баста! Не к чему было мне возвращаться, — нетерпеливо ответил Вокульский. — Там ли, тут ли умирать — не все ли равно… Дай мне вина, — оборвал он вдруг, протягивая руку. Жецкий поглядел на его пылающее лицо и отодвинул бутылку. — Оставь, — сказал он, — ты уж и так возбужден. — Потому-то я и хочу пить… — Потому тебе и не следует пить, — прервал Игнаций. — Ты слишком много говоришь… Может быть, больше, чем сам хотел бы, — прибавил он с ударением. Вокульский не настаивал. Он задумался и сказал, качая головой: — Ты ошибаешься. — Сейчас я тебе докажу, — ответил Игнаций, понижая голос. — Ты ездил туда не только ради денег. — Правильно, — ответил Вокульский, подумав. — Да и зачем триста тысяч рублей тебе, которому хватало тысячи в год? — Верно. Жецкий наклонился к его уху. — И еще скажу тебе, что эти деньги ты привез не для себя… — Как знать, может быть, ты угадал. — Я угадываю больше, чем ты полагаешь. Вокульский вдруг расхохотался. — Ага, вот ты что думаешь? — воскликнул он. — Уверяю тебя, ничего ты не знаешь, старый мечтатель. — Боюсь я твоей трезвости, от которой ты начинаешь рассуждать, как безумец. Ты понимаешь меня, Стась? Вокульский все еще смеялся. — Ты прав, я не привык пить, и вино ударило мне в голову. Но теперь я уже пришел в себя. Скажу тебе лишь одно: ты жестоко ошибаешься. А теперь, чтобы спасти меня от окончательного опьянения, выпей сам — за успех моих замыслов. Игнаций наполнил рюмку и, крепко пожимая руку Вокульскому, произнес: — За успех великих замыслов! — Для меня великих, а в действительности весьма скромных. — Пускай так, — сказал Игнаций. — Я уже стар и предпочитаю ни о чем не знать; я уже так стар, что мечтаю лишь об одном — о красивой смерти. Дай мне слово, что, когда пробьет час, ты меня известишь… — Да, когда пробьет час, ты будешь моим сватом. — Я уже был, и несчастливо… — заметил Игнаций. — С вдовою, семь лет назад? — Пятнадцать! [6] — Опять за свое, — рассмеялся Вокульский. — Ты все такой же. — И ты все такой же. За успех твоих замыслов!.. Каковы б они ни были, я знаю одно — они, наверное, достойны тебя. А теперь — молчу… С этими словами Игнаций выпил вино и бросил рюмку на пол. Звон разбитого стекла разбудил Ира. — Идем в магазин, — сказал Игнаций. — Бывают беседы, после которых хорошо поговорить о делах. Он достал из ящика стола ключ, и оба вышли. В сенях их обдало мокрым снегом. Жецкий отпер двери в магазин и зажег несколько ламп. — Какие товары! — воскликнул Вокульский. — И, кажется, все новые? — Почти. Хочешь посмотреть? Вот тут фарфор. Обрати внимание… — Потом… Дай мне книгу. — Приходов? — Нет, должников. Жецкий открыл конторку, достал книгу и подвинул кресло. Вокульский сел и, пробежав глазами список, остановился на одной фамилии. — Сто сорок рублей… — прочел он вслух. — Ну, это совсем немного… — Кто это? — спросил Игнаций. — А, Ленцкий… — Панне Ленцкой тоже открыт кредит… очень хорошо, — продолжал Вокульский, низко наклонясь над книгой, словно запись была неразборчива. — А… а… позавчера она взяла кошелек… Три рубля?.. Это, пожалуй, дорого… — Вовсе нет, — возразил Игнаций. — Кошелек превосходный; я сам выбрал. — Из каких же это? — небрежно спросил Вокульский и захлопнул книгу. — Вон с той полочки. Видишь, какие красивые. — Она, наверное, долго перебирала их… Говорят, она разборчива… — Совсем не перебирала, зачем ей было перебирать? — отвечал Игнаций. — Посмотрела вот этот… — Этот? — И хотела взять тот… — Ах, тот… — тихо повторил Вокульский, беря в руки кошелек. — Но я посоветовал ей другой, вроде вон того… — А знаешь, все-таки красивая вещица. — Я выбрал ей еще красивее. — Мне он очень нравится. Знаешь… я возьму его, а то мой уже никуда не годится… — Погоди, я найду тебе получше! — воскликнул Игнаций. — Бог с ним. Покажи мне другие товары, может быть я еще что-нибудь выберу. — Запонки у тебя есть? Галстук, калоши, зонтик… — Дай мне зонтик, ну и… галстук. Выбери сам. Сегодня я буду единственным покупателем и вдобавок заплачу наличными. — Очень хорошая привычка, — радостно ответил Жецкий. Он быстро достал галстук из ящика и зонтик с витрины и, улыбаясь, подал их Вокульскому. — За вычетом скидки, которая тебе полагается как сотруднику, с тебя следует семь рублей. Прелестный зонтик. Пустячки… — А теперь пойдем к тебе, — предложил Вокульский. — Как, ты не будешь осматривать магазин? — Ах, что мне за де… — Тебе нет дела до собственного магазина, до такого прекрасного магазина? — изумился Игнаций. |