Онлайн книга «Кукла»
|
Граф усмехнулся. — Было бы у него больше на каких-нибудь двести тысяч… — Зато он не был бы сегодня здесь, — возразил князь и, кивнув графу, отошел. — Сумасшедший старик, — презрительно пробормотал граф вслед князю. В третьей гостиной, куда ввела Вокульского графиня, помещались буфет и множество столиков, больших и маленьких, за которыми сидели по два, по три, а где и по четыре человека. Несколько слуг разносили кушанья и вина, а распоряжалась ими панна Изабелла, очевидно заменявшая хозяйку дома. На ней было бледно-голубое платье и крупные жемчуга на шее. Она была так прекрасна, так величаво было каждое ее движение, что, взглянув на нее, Вокульский окаменел. «Нечего даже мечтать о ней…» — с отчаянием подумал он. В ту же минуту он заметил в оконной нише молодого человека, который вчера был в костеле; сейчас он одиноко сидел за маленьким столиком и не сводил глаз с панны Изабеллы. «Конечно, он любит ее!» — подумал Вокульский, и на него точно повеяло могильным холодом. «Я погиб!» — прибавил он мысленно. Все это длилось несколько секунд. — Видите старушку, которая сидит между епископом и генералом? — спросила графиня. — Это вдова председателя, Заславская, лучшая моя приятельница, она непременно хочет познакомиться с вами. Вы ее очень заинтересовали, — продолжала графиня с улыбкой, — детей у нее нет, только две хорошенькие внучки. Смотрите же, сделайте удачный выбор… А пока присмотритесь к ней, и, когда эти господа отойдут, я вас представлю. А, князь! — Рад вас видеть, — обратился князь к Вокульскому. — Вы позволите, кузина… — Милости прошу, — отвечала графиня. — Вот вам, господа, свободный столик… Я вас на минуту оставлю… Она отошла. — Присядем, пан Вокульский, — сказал князь. — Отлично получилось, право; у меня к вам важное дело. Представьте себе, ваши проекты вызвали большой переполох среди наших мануфактурщиков… Кажется, я правильно сказал: мануфактурщики?.. Они утверждают, что вы хотите погубить нашу промышленность… Разве ваша конкуренция для них так опасна? — Я пользуюсь значительным кредитом у московских фабрикантов, примерно в сумме до трех, даже четырех миллионов, — отвечал Вокульский. — Но я еще не знаю, как у нас пойдут их товары… — Страшная… страшная цифра! — проговорил князь. — Вам не кажется, что она представляет действительную опасность для наших фабрик? — Нет, что вы. Она только несколько снизит их колоссальные прибыли, что меня, впрочем, нисколько не трогает. Мое дело заботиться о собственных прибылях и о дешевых товарах для покупателей, а наши как раз и будут дешевле. — Но взвесили ли вы этот вопрос с точки зрения своего гражданского долга? — спросил князь, сжимая его руку. — Нам уже так мало осталось терять… — Мне кажется, что наш гражданский долг как раз и заключается в том, чтобы дать покупателям более дешевый товар и уничтожить монополию фабрикантов, которые связаны с нами лишь тем, что эксплуатируют наших потребителей и рабочих… — Вы думаете?.. Это мне и в голову не приходило. Впрочем, меня интересуют не фабриканты, а наша родина, наша несчастная родина… — Что можно вам предложить, господа? — вдруг произнесла возле них панна Изабелла. Князь и Вокульский поднялись. — Как ты прелестна сегодня, дорогая! — сказал князь, пожимая ей руку. — Мне, право, жаль, что я не мой собственный сын… Хотя, может, это и к лучшему. Видишь ли, если бы ты отвергла меня, — а это весьма вероятно, — я был бы очень несчастен… Ах, виноват, — спохватился он. — Разреши, дорогая, представить тебе пана Вокульского. Мужественный человек и мужественный гражданин… с тебя этого довольно, не правда ли? — Я уже имела удовольствие… — тихо проговорила панна Изабелла, отвечая на поклон Вокульского. Он взглянул ей в глаза и уловил такой испуг, такую грусть, что душу его снова охватило отчаяние. «И зачем я пришел сюда?» — подумал он. Он глянул в сторону окна и увидел молодого человека, который все еще одиноко сидел над нетронутою тарелкой, прикрыв глаза рукой. «Ах, зачем я, несчастный, пришел сюда…» — думал Вокульский, чувствуя такую боль, словно сердце его сжимали клещи. — Может быть, выпьете вина? — спросила панна Изабелла, с удивлением взглянув на него. — Все, что прикажете, — машинально ответил он. — Мы должны короче познакомиться, пан Вокульский, — говорил князь. — Вам следует сблизиться с нашим обществом, в котором, поверьте, есть умные головы и благородные сердца, но… не хватает инициативы… — Я выскочка, у меня нет титула… — ответил Вокульский, чтобы хоть что-нибудь сказать. — Напротив, сударь… титулов у вас хоть отбавляй: один — это ваша работа, другой — честность, третий — способности, четвертый — энергия… Именно эти качества необходимы нам для возрождения нашей родины. Дайте нам все это, и мы примем вас… как брата. К ним подошла графиня. — Простите, князь, — сказала она. — Пан Вокульский, прошу вас. Она подала ему руку, и оба направились к председательше. — Вот пан Станислав Вокульский, — обратилась графиня к старушке, одетой в темное платье с дорогими кружевами. — Садись-ка сюда, — указала старушка на кресло возле себя. — Тебя зовут Станиславом, не так ли? А из каких ты Вокульских? — Из тех… никому не известных, — отвечал он, — а менее всего, наверное, вам, сударыня. — А что, отец твой в армии не служил? — Отец нет, а дядя служил. — А где он служил, не помнишь?.. И не Станиславом ли его звали? — Да, Станиславом. Он был поручиком, а потом капитаном в седьмом линейном полку… — В первой бригаде второй дивизии, — перебила председательша. — Видишь, дитя мое, вот уж ты мне и не совсем незнаком… Как он, жив ли? — Нет, скончался пять лет назад. У председательши задрожали руки. Она открыла маленький флакончик и понюхала его. — Скончался, говоришь ты… Вечная ему память… Скончался… А не осталось ли по нем какой-нибудь вещицы? — Золотой крест… — Да, золотой крест… А больше ничего? — Еще миниатюра, его портрет, писанный на слоновой кости в тысяча восемьсот двадцать восьмом году. Председательша все чаще подносила к носу флакончик; руки ее тряслись все сильней. — Миниатюра… — повторила она. — А ты знаешь ли, кто ее писал?.. И больше ничего не осталось после него? — Была какая-то пачка бумаг и еще одна миниатюра… — Что же с ними сталось? — допытывалась председательша с возрастающим волнением. |