Онлайн книга «Пятая авеню, дом один»
Удалившись в свой кабинет — в соседнюю комнату, из груды дисков Минди выбрала «Волшебную флейту». При звуках увертюры — рокот огромных барабанов и пение гобоев, а потом нежные звуки струнных — ей на секунду стало легче. Но тут же она невольно взглянула на свой монитор — на рабочем столе фотография Сэма, наряженного динозавром на Хэллоуин, — сыну тогда было три года, и он обожал динозавров. Минди отвернулась, но компьютер будто притягивал ее. Snarker бросил ей вызов. Она открыла веб-сайт и перечитала статью. — Минди, — укоризненно произнес Джеймс, входя в комнату. — Чем ты занимаешься? — Работаю. — Неправда. Ты сидишь и читаешь о себе. — И он разразился тирадой: — Настоящий невроз третьего тысячелетия! Это уже не просто эгоцентризм, это какая-то зависимость от собственной особы! Вот поэтому, — он сбился на скороговорку, — вот поэтому я написал книгу о Дэвиде Бушнелле. — Да? — рассеянно отозвалась Минди. — Дэвид Бушнелл думал не только о себе, — говорил Джеймс, присаживаясь на диван. О своих романах он мог распространяться часами. — В отличие от подонков, заполонивших мир, всех этих публицистов, брокеров, адвокатов, которые так и пытаются заработать лишний доллар за счет других… Минди смотрела на мужа, не понимая, к чему он ведет, и решила сменить тему, вновь переключив разговор на себя. — Я не могу это так оставить, — перебила она. — Как они посмели?! Почему я? Почему именно меня надо было выставить на посмешище? И снова Джеймс отметил, что Минди не хочет говорить о его книге. Обычно он не настаивал, но сегодня ему не хотелось щадить чувства супруги. Поднявшись, он небрежной рукой развалил груду компакт-дисков. — А почему над тобой нельзя смеяться? — спросил он, рассматривая «Лучшие хиты “Роллинг стоунз”», где значился неизвестный ему «Маленький мамин помощник». Взять послушать, что ли… — Что?! — Потому что ты особенная и лучше других? — небрежно спросил Джеймс. — Но меня чудовищно унизили, меня это задевает, — повысила голос Минди, испепеляя мужа взглядом. — Неужели за двадцать лет работы журналистом ты не задела чьих-то чувств? — По-твоему, это мне такое воздаяние? — уточнила Минди. — А что, вполне может быть. Законы кармы. Минди насмешливо фыркнула: — Скорее, нынешняя молодежь испорченна, завистлива и никого не уважает! Что я им сделала? — Тебя можно отнести к разряду людей, чего-то достигших в жизни. По крайней мере многим так кажется, — ответил Джеймс. — Ты что, до сих пор не поняла, Минди? Мы давно стали частью истеблишмента. — Сделав паузу, он направил на супругу указательный палец и добавил: — Мы. Ты и я. Так называемые взрослые люди. Те, кого молодежи положено ниспровергать. В двадцать лет мы были точно такими же. — Ничего подобного! — Помнишь очерки, которые ты писала о том миллиардере? Ты еще издевалась над его руками? «Короткопалый парвеню» — так ты его пригвоздила? — Это не одно и то же! — Да то же, Минди, то же. Тебе кажется, что другое, поскольку те статьи писала ты. Всякий раз, припечатывая очередную жертву, ты говорила: «Так им и надо, они разбогатели, значит, они козлы и негодяи». Все считали тебя очень умной, ты грелась в лучах всеобщего внимания. Это же самый простой способ засветиться, Минди, — высмеивать лучших. Облей грязью известных людей — и попадешь в фокус их славы. Так просто, даже примитивно. По мнению Джеймса, любой нормальный человек был бы уничтожен подобной тирадой. Но только не Минди. — А ты, значит, в белом фраке? — Ну, такого, как ты, я никогда не делал. — Нет, Джеймс, — возразила Минди, — тебе просто не приходилось этого делать. Ты мужчина. Ты писал нескончаемые длинные статьи о… гольфе. На создание одной уходил целый год, кажется? А я работала, Джеймс. Приносила в семью деньги. Это было моей работой! — Правильно, — согласился он. — А теперь такая же работа у этих сосунков. — Браво, Джеймс! — сказала Минди. — Я просила тебя о поддержке, а ты на меня ополчился. На свою родную жену! И ты, Джеймс! — Я хочу, чтобы ты увидела ситуацию в целом, — возразил Гуч. — Как ты не понимаешь, сегодняшняя молодежь — это мы два десятка лет назад! Они еще не знают, что через двадцать лет проснутся и поймут: они стали нами, хотя никак этого не ожидали! О, сейчас они запротестуют, будут кричать, что с ними этого никогда не случится, что они пробьются, не изменив себе, не превратятся в уставших посредственностей, апатичных пессимистов. Но жизнь их не спросит. И тогда они поймут, что превратились в таких, как мы. И это будет их наказанием. Минди вытянула вперед длинную прядь и принялась внимательно ее рассматривать. — К чему ты все-таки клонишь? Тебе кажется, с нами что-то не так? Но Джеймс уже выдохся. Он тяжело опустился на диван. — Не знаю, — буркнул он. — Что случилось? — раздался мальчишеский голос. Минди и Джеймс обернулись. В дверях стоял Сэм. Ни отец, ни мать не слышали, как он вошел в квартиру. — Мы разговариваем, — ответила Минди. — О чем? — Про твою маму написали в Snarker, — сказал Джеймс. — Я в курсе, — пожал плечами Сэм. — Сядь, — сказал Джеймс. — Что ты чувствуешь в связи с этим? — Ничего, — ответил мальчик. — Ты не чувствуешь себя… травмированным? — Нет. — Твоя мама оскорблена в лучших чувствах. — Таковы все взрослые. Дети не думают об оскорблении чувств. Это же просто шум, спецэффекты. Каждый ведет свое реалити-шоу. Чем больше шума, тем больше зрителей, вот и все. Джеймс и Минди Гуч переглянулись, думая об одном: их сын гений! Откуда у тринадцатилетнего мальчика столь глубокое знание человеческой натуры? — Инид Мерль просит помочь ей с компьютером, — сказал Сэм. — Нет, — ответила Минди. — Почему? — Я сердита на нее. — Не впутывай в это Сэма, — велел Джеймс. — Так я пойду? — спросил мальчик. — Да, — позволил Джеймс. Когда сын вышел, он продолжил: — Реалити-шоу, блоги, комментарии — вся эта паразитирующая субкультура… — Джеймс осекся, задумавшись, отчего у него нет желания приветствовать все новое, «младое и незнакомое» — хомо сапиенса с ярко выраженными чертами эгоцентриста и оголтелого потребителя. Сэм Гуч воплощал в себе брутальные приметы созревающей юности и невидимые шрамы от жизни в мегаполисе. Он не был наивным, растеряв цветную пыльцу с крылышек в возрасте от двух до четырех лет, когда его не по годам умные замечания встречались дружными аплодисментами. Минди часто повторяла сыновние афоризмы коллегам по работе, всякий раз завершая их одной и той же репликой с подобающим случаю придыханием: «Откуда он все это знает? Ему всего лишь…» Далее следовало указание на возраст Сэма. |