Книга Ах, Мишель, Мишель!.., страница 22 – Натали де Рамон

— Наш папа тоже им пел, но…

— Ваш муж поет? — заинтересовалась Мадлен.

— Ну ты и сравнила, мам, — встрял сын. — У меня у самого волосы дыбом от его вокала.

Я старательно изобразила безмятежную улыбку.

— Да, мадемуазель Сэз…

— Мадо, — поправила она. — Просто Мадо.

— …поет. Колыбельную. Но ни слуха, ни голоса!

— Так не бывает, — серьезно произнесла она. — Голос есть у всех. Это слух и способность интонировать встречаются реже.

— Интонировать? — переспросил мой сын.

— Воспроизводить мелодию, — объяснила Мадлен. — Например, пропеть то, что услышал. Но этому можно научить, если есть слух.

— А меня научите?

Прежде чем ответить, Мадо взглянула на меня, потом на него.

— Конечно, было бы желание.

— Прямо сейчас, Селестен? — спросила я, потому что мне показалось, что взглянула она на меня гордо. Неужели я переоценила свои силы?

— Ты что, мам? Если я сейчас запою, девчонки проснутся, я по части пения — весь в папу.

— Фамильная черта. К тому же оба не выносят классическую музыку, — иронично произнесла я, мельком взглянув на Мадлен.

— Правда? — откровенно расстроилась она и с надеждой спросила: — А вы? Вы любите музыку?

— Еще как! — опередил меня Селестен. — Наша мама — фанатка этого, как его? Который на воде, с дудками…

— Сынок, не дудки, а валторны, — поправила я. Мне вдруг стало неловко перед Мадлен. — Ты же много раз слушал со мной эту вещь. Неужели так и не запомнил имя автора?

— Похоже, речь идет о Генделе? — понимающе улыбнулась мне Мадлен. — «Музыка на воде»?

— Гендель, Гендель! — обрадовался Селестен. — Только я все время путаю его с Мендельсоном!

— Замечательно, — констатировала Мадлен и, чтобы не рассмеяться в голос, прикрыла ладонью рот. Ладонь была большая, с крупными сильными пальцами, пожалуй, даже непропорционально большая для такой хлипкой женщины. И изуродованный мизинец на левой руке…

— Конечно, замечательно, — согласилась я. — Но это еще что! Наш папа умудряется перепутать Орфея с Морфеем. Имена похожи, не правда ли, мадемуазель Сэз?

— Просто Мадлен, — поправила она. — А лучше — Мадо.

— Правда, мам, — сказал Селестен. — Не выпендривайся. Человек же тебя просит.

— Мне неудобно.

Наверное, забывшись, мы стали разговаривать слишком громко. Девчонки проснулись. Первой, естественно, заявила о себе Эдит. Через мгновение подхватили остальные. Селестен укоризненно посмотрел на меня.

— Все равно пора кормить, — сказала я.

— Да, — подтвердила Мадо, — крошка Диди очень пунктуальная. — И тихо начала напевать что-то под нос. Причем запела она вовсе не высоким голосом, как можно было предположить исходя из ее щуплой конституции, а, напротив, теплым, бархатистым контральто.

— Пунктуальная, как наш папа. — Я достала Диди из кроватки. — Тише, моя маленькая. Сейчас, сейчас дам тебе молочка.

И вдруг растерялась. Вчера ночью я без всякого стеснения кормила грудью при сыне, а сейчас, в присутствии поющей Мадлен, не могла решиться на это.

Тем временем ни на мгновение не прекращая петь, Мадо уже успела деловито вставить бутылочки в нагревательные стаканы и своим контральто, словно по волшебству, утихомирить тройные вопли. Мои девчонки лишь чмокали губками и пускали пузыри.

— Может быть, начать кормежку с других? Это чудо: они голодные, но все молчат! Как вы думаете, Мадо?

— Бутылочки уже теплые. Как хотите, мадам Сарди, — быстро проговорила она и опять тихо запела в полной тишине.

— Просто Полин, — сказала я. — Как это у вас получается, Мадо?

Не прекращая петь, она пожала плечами и лишь улыбнулась своей детской улыбкой, мол, что тут особенного?

— Наша Мадо — волшебница, мам, — гордо сказал Селестен, как если бы это именно он научил ее волшебству, и пристально посмотрел на мои пальцы, которые до сих пор не решились расстегнуть пуговицы на груди. — Я пойду, мам, почитаю. Зови, если что.

И ушел под тихое пение Мадлен, осторожно закрыв за собой дверь.

Я начала кормить крошку Диди, прислушиваясь к пению. Что-то очень знакомое и вовсе не похожее на обычную колыбельную. Что-то из классики… Ну конечно!

— «Ночная серенада»! Моцарт!

Мадо радостно кивнула. На ее коленях в ожидании кормежки смирно и как-то осознанно лежали Мадлен и Жюльет.

— Невероятно! Вы помните наизусть всю пьесу!

— Ах, пустяки, Полин! Дело техники. — И опять «Ночная серенада» в оригинальном исполнении.

— У вас замечательный голос! Вы могли бы петь в опере!

— Потом, Полин. — Она виновато улыбнулась, словно я не понимала чего-то главного, а она понимала, но не могла объяснить мне, потому что до меня не дойдет все равно. — Поговорим потом. Кормите. — Пение возобновилось.

— Диди, достаточно.

Я протянула руку за бутылочкой и ловко подменила ею свой сосок. Малышка даже не вякнула. Или она уже стала на день старше?

— Зря мы отпустили Селестена. Он бы докормил Диди из соски.

— Нет, не зря. Он стесняется. — Мадо показала глазами на мою грудь. — Это очень мило для его возраста. Я докормлю. Кого вам подать следующей?

— Наверное, вашу тезку… Только как мы справимся с таким тройным маневром? — Я с сомнением посмотрела на дочь, одной рукой при этом придерживая ее, другой — бутылочку. А на коленях Мадо расположились сразу две малышки.

— Ах, Полин! Это так удивительно — вашу девочку зовут как меня! Знаете, я еще раздумывала: браться ли за работу с тройней, но потом, когда узнала, что одна из них — моя тезка!.. А теперь вот еще и выясняется, что вы тоже любите настоящую музыку!

Рассуждая подобным образом, Мадо без всяких сомнений, словно порядок перемещения был отработан ею давно, переложила крошек со своих коленей в кроватки. Затем забрала у меня Диди с соской и тут же, как если бы у Мадо было несколько рук, передала мне Жюльет.

— Лучше покормите ее, моя тезка еще пару минут потерпит.

— Знаете, Мадо, она действительно самая спокойная. — Жюльет сначала носиком ткнулась в мой сосок, но он тут же оказался там, где полагается, и она блаженно зачмокала. — Мы назвали ее в честь покойной матери моего мужа.

— А Жюльет?

— Мне всегда хотелось, чтобы именно так звали мою дочку. А Эдит — в честь моей подруги.

— Правда? У меня тоже есть подруга Эдит. Знаете, Полин, мне очень неловко, но я должна вам признаться. — Мадлен выглядела очень смущенно. Даже крошка Диди на ее коленях, как мне показалось, засмущалась тоже. — Это именно она написала мне рекомендательное письмо, хотя я не воспитывала ее детей. Без рекомендации меня никто не брал на работу.