Книга Закон семи, страница 45 – Татьяна Полякова

— Прошу в мой кабинет, — сказал мужчина деловито, и мы вслед за ним прошли через захламленную гостиную в коридорчик, из которого вели две двери: одна, надо полагать, в супружескую спальню, другая в кабинет.

Эту комнату смело можно было назвать островком порядка в бушующем море мусора. Книжные стеллажи, письменный стол эпохи сталинизма, кресло-качалка возле электрокамина, кожаный диван с горой разноцветных подушек. На окне жалюзи. Полное отсутствие пыли, и тараканов не видно. Хозяин указал нам на диван, сам устроился за столом. Я повторила байку о цикле передач и загадках истории испросила:

— Сергей Петрович, вы ведь изучали письмо Филарета настоятелю Спасо-Преображенского монастыря перед тем, как его украли?

— Зная направленность ваших передач, рискну спросить: вы не собираетесь обвинить меня в похищении?

— А что, у следствия были основания обвинять вас? — обрадовалась Анька. Ожидать от журналистов хороших манер труд напрасный.

Должно быть, Разину об этом было хорошо известно. Он вздохнул и ответил серьезно:

— Под подозрением были все, кто имел хоть какое-то отношение к письму. В том числе и я. Потом выяснилось, что в краже принимал непосредственное участие один из рабочих музея, рецидивист, с ним вскоре разделались его же сообщники, а важный документ эпохи Ивана Грозного исчез. Думаю, его давно уже вывезли за границу.

— Вы занимались этим письмом, — сказала я, — и прекрасно, надо полагать, знаете его содержание…

— Разумеется, — кивнул Сергей Петрович.

— О чем было письмо?

Он вроде бы удивился:

— Филарет довольно заметная фигура того времени. Вы что-нибудь слышали о патриархе Филиппе?

— Кажется, его убили по приказу Грозного.

Разин улыбнулся:

— Приятно, что молодые девушки интересуются историей. Все верно. Филиппа в 1569 году убили, Филарет был его учеником, принял постриг в Соловецком монастыре. Некоторые предполагали, что он станет следующим патриархом. Но он не обладал кротостью своего учителя, который считал, что всякая власть от Бога, и на столь высоком посту был неудобен. Патриархом стал архимандрит Кирилл, «добрый старец», как его называли летописцы. С игуменом нашего Свято-Преображенского монастыря Филарета связывала давняя дружба, тот тоже был учеником Филиппа. Естественно, они поддерживали связь друг с другом. Правление Ивана Грозного — трагическая страница нашей истории, церковь была не в силах защитить паству от зверств опричников, только Филипп позволял себе говорить царю правду, пытался его образумить, за что и поплатился жизнью. В письме Филарета содержались горькие сетования и призыв мужественно встретить испытания.

— А почему его называли «Наказ»?

— Кто называл? — еще больше удивился Сергей Петрович.

— По-моему, в музее употребили именно это слово, — пришла мне на помощь Анька.

— Вот как? Впрочем, почему бы и нет? У нас любят давать названия редким документам.

— У вас случайно не сохранился текст письма?

— У меня нет. Но копия письма наверняка есть в музее.

— А в письме не было таких слов: «Будешь ты оружием Господа, его щитом и мечом, стеной нерушимой на пути Антихриста. Рука твоя — рука Божья, и меч в ней — его меч»?

Сергей Петрович силился улыбнуться. С таким видом обычно пациенты покидают кабинет стоматолога: с явным облегчением от того, что жив остался, и с твердой уверенностью, что более сюда — ни ногой. Было совершенно ясно: процитированные мной слова Сергею Петровичу хорошо знакомы, но признаться в том он по неведомой причине не пожелал.

— Впервые слышу… Откуда это?

— Предположительно из «Наказа» Филарета, — ответила я.

— Да? — Разин вроде бы усомнился, но его сомнение было столь же фальшиво, как и его улыбка.

— Значит, в письме, подаренном музею Лапиной, ничего подобного не было?

— Конечно, нет. Там, естественно, содержались различные изречения из церковных текстов, что было принято в те годы, но данный отрывок отсутствовал.

— Может, вы просто забыли? — влезла Анька. — Вы же не помните все письмо наизусть?

— Не помню, — кивнул Сергей Петрович. — Но уверен, что таких слов там не было. — Он перевел взгляд на меня и широко улыбнулся, как будто предлагая забыть прежнее недоразумение и начать жить дружно.. — Ярослава — редкое имя. А фамилия у вас есть? — Слова хозяина прозвучали как-то уж очень игриво, после них следовало бы ожидать вопроса о телефончике, а я гадала, почему Сергей Петрович ведет себя так странно. Я была уверена, он говорит не правду, а этому должна быть причина. Какая?

— Она у нас представительница дворянского рода Белосельских, — ответила за меня Анька, как видно, решив, что я впала в летаргический сон.

Моя фамилия произвела впечатление такое же, как и отрывок из «Наказа». Сергей Петрович едва заметно вздрогнул, а затем широко улыбнулся, но напряжение из его глаз не уходило, хоть он и силился казаться оживленным.

— Вы ученик профессора Ильина? — очнувшись, задала я вопрос.

— Да. Прекрасный был человек, светлая ему память.

— Он был другом моего отца.

— Вот как…

— Вы не знаете, кто-то из его наследников живет в нашем городе?

— Понятия не имею. Он скончался давно, я тогда только закончил аспирантуру. Семьи у него не было, я помню совершенно точно. Может быть, какие-то племянники… Нет, не знаю. Я так и не понял, что за передачу вы готовите? И какая роль отведена мне?

Анька многословно рассказала о своем замысле и подчеркнула, что мы рассчитываем на Сергея Петровича, потому что лучшего консультанта нам не найти, после чего ему осталось заверить, что он весь к нашим услугам.

Разин поднялся, и стало ясно, что пора отчаливать. В комнате появилась Изабелла Юрьевна и басом проворковала:

— Дорогой, может быть, кофе?

— Спасибо, девушки уже уходят, — сдержанно произнес он, но взгляд, брошенный им на супругу, был способен испепелить более хрупкое создание.

Нас проводили до двери.

— Что скажешь? — зашептала Анька, когда мы оказались в подъезде. Ей не терпелось поделиться впечатлением.

— Нормальный дядька, — пожала я плечами.