Книга Свеча в окне, страница 39 – Кристина Додд

— И никто так тебе и не говорил, какая ты великолепная женщина?

— Нет.

— Конечно, нет. Никто же не узнал этого, и не узнает. Ты моя.

Она чуть помолчала.

— Да.

Тщательно подбирая слова, Уильям сказал:

— Я был одинок, я искал женщину, которая была бы мне близка. Я — не глупый мальчишка, который видит только внешнюю оболочку. Я хочу смеяться, есть, спать, разговаривать с моей женщиной. Мне нужна женщина, которая мне нравится. — Какая-то слабость упала на его застывшее тело, пока он говорил эти слова, и Уильям удивился этому. — Мне нравишься ты. Мне нравится смеяться, есть, спать и разговаривать с тобой. Твои красота и изящество украшают наш стол, но не сказываются на самой еде и ее вкусе. Как ты сказала ранее, — голос его стал веселым, — тебе не приходится воспринимать своими глазами уродство и мое лицо тебя не интересует.

Это заставило ее чуть пошевелиться.

— Ты не урод. Мод сказала мне об этом.

— Ну что же, если так сказала Мод, — он усмехнулся ее горячности и вернулся к рассудительной беседе. — Что касается заключенных для тебя в этом преимуществ, леди Сора, то мне бы хотелось рекомендовать себя в качестве рыцаря. Если все пойдет как надо, отец мой скажет об этом твоему опекуну, но мы опасаемся за право собственности, и я хотел бы подчеркнуть в этой связи свою полезность. Со всей свойственной мне скромностью, разумеется.

Она не откликнулась на его слова с той живостью, которой он ждал от нее, напротив, как-то сжалась в комок.

— Я — отличный воин, способный управлять твоими людьми и защищать твои земли. — Отсутствие какой-либо реакции, ее полное молчание прервали поток его слов, которые ему хотелось произнести так, чтобы у нее осталась достойная память о них на все оставшиеся дни их жизни, Но слова эти заставили Сору почувствовать себя несчастной. Уильям ощутил это по тому, как вцепились ее пальцы в его руку. — И поэтому, леди Сора Роджет, мы будем жить вместе и соединим наши души так же, как мы соединили наши тела.

— Нет. — Она отпрянула от него и поднялась. — Я не могу этого сделать.

Она откинула волосы на плечи, руки ее задрожали от необычайного волнения. Он пристально посмотрел на нее.

— Почему нет? — просто спросил Уильям. Схватив свое платье, она поспешно надела его, скрывая свое тело от его взора, словно легкая материя была какой-то броней, способной защитить ее от боли.

— Вы совсем не подумали, милорд. — Затягивая шнуровку, она ухватилась за то, что тревожило его меньше всего. — Вы вовсе не должны жениться на мне, потому что вы лишили меня девственности. Это необязательно, совсем необязательно.

Сев на землю, он обхватил руками колено.

— Ты что, совсем не слушала всего того, что я говорил тебе? То, что произошло с нами, когда встретились наши тела, необыкновенно, это было слияние наших душ. Твоя девственность или отсутствие ее у тебя мне абсолютно безразличны.

— Это вина, твоя вина, когда ты проснулся зрячим и увидел меня.

Он сделал резкий отрицающий ее слова жест, но она не могла его увидеть.

Потерев костяшками пальцев глубокую морщину меж бровей, Сора продолжила:

— От возвращения зрения тебя охватила эйфория, и ты был рад тому, что нам удалось убежать, но если ты подумаешь, то поймешь, что вовсе не желаешь иметь на своем ложе ущербную женщину.

— Ущербную! — Он набрал воздуха, чтобы крикнуть на нее, но увидел розовый сосок, выглядывавший через прореху в ее платье, и это его обезоружило. Он подавил свой крик и спросил, прикладывая все силы, чтобы голос звучал спокойно. — А каким же, к дьяволу, был я, когда бился в сером тумане? Я не чувствую, что сейчас стал лучше, чем был две недели назад.

— Ты жалеешь меня, а я уже сказала, как я отношусь к жалости. — Ее губы чуть приподнялись в трогательной попытке улыбнуться.

— Неужели это ты чувствовала ко мне две ночи тому назад? Жалость? Неужели поэтому ты отдала мне свое тело?

— О нет. Нет. Две ночи тому назад меня одолевали мысли о… ну ладно, но ведь это же было до того, как у тебя восстановилось зрение. Подумай, Уильям. А что, если… если у нас будут дети?

— Я могу тебя заверить почти точно, что у нас будут дети. И года не пройдет. Ты любишь детей?

— А что, если они будут слепыми?

Сосок подмигнул ему и снова скрылся в складках материи. Это очаровательное своей скромностью движение побудило Уильяма попробовать рассуждать логически, что было совсем уж необычно, когда говоришь с женщиной, но Сора и была необычной женщиной.

— На все воля Божья. Но что же другие дети, рожденные твоей матерью? Рождался ли какой-нибудь еще ребенок в твоей семье слепым?

— Нет, но…

— Мы будем лучшими родителями, каких только может иметь ребенок.

— Но я не могу выйти за тебя замуж, — промолвила она горько.

Сложность ситуации требовала большей тонкости, чем он предполагал. Ему никогда не приходилось видеть таких сомнений, какие скрыты были в уверенных словах леди Соры. Но существует более чем один способ достать каштаны из огня. Осознанно придав звучанию своего голоса жестокость, он промолвил, словно отрезал:

— Тебе надо беспокоиться о своих иголках и оставить решение таких важных вопросов мужчинам, которые стоят выше тебя.

Яркая краска немедленно залила ее лицо.

— Я думала, ты хочешь сказать… Я думала, ты спрашиваешь меня, желателен ли мне этот брачный союз.

— Женюсь я на тебе или нет — не твоя забота. Женщина идет туда, куда ее отправляет ее опекун. Большинство дам твоего круга выходят замуж в тринадцать лет, и, может быть, из-за своей великовозрастности ты утратила ощущение того, что подобает женщине.

Рот ее раскрылся, но из него не вышло ни звука.

Казалось, она ищет слова, но не может решить, что и как сказать.

— Мой возраст? Разве это помеха для замужества?

— Возможно, поскольку более юную женщину легко приучить к привычкам ее господина и воспитать в соответствии с его пожеланиями. Более юная женщина сидит по вечерам у ног своего господина и прощает ему его неучтивые поступки, даже если он совершает их.

— Тебе не нужна жена, — сказала она рассерженно. — Тебе нужен щенок.

— Более юная женщина, — сказал он сурово, — еще не успела бы научиться столь дерзким речам.

Он видел, что она не очень поверила в такую жестокость его взглядов, и в следующем же ее вопросе звучал скептический оттенок.

— Может быть, вы объясните мне, милорд, в чем суть того, что подобает женщине?

Дальше осторожней, предупредил он себя. Никто не верит всему тому, что рассказывают священники о порочности женщин и о том, как женщин следует подчинять их мужу, их господину. В жизни все было совсем по-другому, а эта женщина слишком умна, чтобы поверить его словам, если он примется излагать жесткие церковные догматы. И все же можно было смягчить общепринятый подход, и он сказал: