Онлайн книга «Жестокий мир мужчин»
|
– Я не цыганка, гадать не мастерица. Может, сами объясните? – Может, – кивнул он. – Ты угощайся, будь как дома. Если надо чего, только скажи. Может, коньяк? – Ого, – усмехнулась я. – Неужто интересовались моей особой? – А как же. Человек я любопытный. И в моем положении грех этот извинителен. Чем еще заняться инвалиду, как не чужими секретами? Вот сижу, точно паук, и сплетни собираю. Словечко там, два здесь, так жить веселее. – Должно быть, вы хорошо знали погибших на Катинской? Они ваши друзья… или соратники… Не знаю, как выразиться, чтобы вас не обидеть. – А ты не бойся, я не обидчивый. – Думаю, ласковым интонациям в вашем голосе доверять особо не стоит. Человек вы опасный. Он засмеялся. – Я был опасным. Пока на ногах стоял. Был да весь вышел. Теперь живу пенсионером. Хорошо, Мишка рядом. Славный парень. – Он ваш родственник? – Вроде того. Помру, хоть будет кому добро завещать. И зло тоже. – Не очень весело звучит. – Я отставила чашку и посмотрела на хозяина. – Может, скажете, зачем позвали? Неужто чай пить? – Я ж тебе говорил: любопытный я. Очень хотелось на тебя взглянуть. Слух прошел, ты вроде людей расспрашиваешь, узнать чего-то хочешь. А вот зачем? – А зачем мне вам об этом говорить? – пожала я плечами и стала смотреть на клумбу возле веранды – ухоженную, радующую глаз пестрыми цветами. Яков Васильевич довольно хохотнул. – В самом деле, зачем? Но ты все-таки расскажи… Я покосилась с удивлением, а он продемонстрировал в широчайшей улыбке все свои золотые зубы. – Вы ведь знаете, кто мой муж? – помолчав, спросила я. – Конечно. – Его арестовали в ту ночь, когда расстреляли ваших друзей на Катинской. Что-то странное произошло тогда… Объяснять не берусь, но это как-то связано. Кто-то расправился с вашими друзьями и подставил Илью. Кто-то, кому очень хотелось разом избавиться от всех конкурентов. Думаю, это один и тот же человек или люди. Серьезной критики сказанное мной, возможно, не выдерживает, но я доверяю интуиции… – Ясно, – кивнул Яков Васильевич, глядя на меня очень внимательно и без улыбки. – Ну и что ты узнала? – Да почти ничего, – пришлось сознаться мне. – Правда, появились свидетели, которые видели убийцу Андрея, хотя… – Я понял, – кивнул он. – Свидетели, конечно, сразу сыграли в ящик? Я посмотрела ему в глаза, подумала и кивнула. – Ты ведь рассказала о них своему менту, я имею в виду Дерина Всеволода Павловича? – Послушайте… – нахмурилась я, он хохотнул и махнул рукой: – Мент продажный. Сволочь редкая. Склизкий, как червяк, и подловить его непросто. Хотя пытались. – Вы хотите сказать, что расстрел ваших друзей – дело рук милиции? – Не той милиции, что ты имеешь в виду. Кто-то очень хитрый стоит за всем этим. Я налила еще чаю и стала размешивать ложкой песок, ложка билась о тонкие фарфоровые стенки, противно звеня, а я этого не замечала. – Вы знаете кто? Он засмеялся: – Нет. Я тебе больше скажу. Никто не знает. – Вам не кажется это странным? – усомнилась я. – Конечно, я не специалист по криминалу, но здравая логика подсказывает: кому-то было выгодно это убийство, и после него этот человек заметно преуспел в делах. – То-то и оно. Его нет. То есть никто не знает, что оно такое, где находится и с чем его едят. – А пытались узнать? – Само собой. Может, и узнавали, но донести до прочих эту радостную весть не успел никто, что-нибудь обязательно случалось по дороге. – Но ведь это невероятно, – хмыкнула я, подумав: а что, если сидящий передо мной человек попросту псих? Точно прочитав мои мысли, он ответил: – Я не чокнутый… Пять лет назад в городе были две реальные силы. Для простоты назовем их стариками и молодежью. Стариков объединяло подобие закона, хлипкое единство – и все же… Молодняк старался каждый для себя. В целом соблюдалось равновесие, и никто не рисковал его нарушить. И вдруг этот расстрел. Тебе трудно представить, что это значило тогда… и что за человек мог отважиться на такое… А потом пошли вовсе чудные вещи: никто не понимал, что происходит. Людям звонили по телефону, объясняли, что они должны делать, а если они отказывались, то очень быстро умирали. За первые полгода погибли шестнадцать человек, это только из тех, кого я знаю, всякая мелочь не в счет. Еще семерых посадили – и всех по липовым обвинениям. Кто-то стряпал дела, как бабка блины в Масленицу… – И не осталось никого, кто бы мог разобраться во всем этом? – подсказала я. Он засмеялся громко и зло, посмотрел на меня и откинул плед в сторону. – Я пытался. Натолкнувшись взглядом на аккуратно сложенные пустые штанины пижамы, подколотые булавками, я поежилась, а он весело добавил: – Мне повезло, так повезло, что и поверить трудно. Машина разлетелась на куски, четверых парней в окрошку, а я жив остался. До сих пор не могу поверить. Поневоле начнешь богу молиться. – После этого вы больше не проявляли любопытства? – После этого я стал пенсионером. Живу с внучатым племянником на даче, молоко пью, со старушками в лото играю, птичек слушаю и радуюсь жизни… – А меня позвали, чтобы доброе дело сделать, предупредить: то, что я ищу, ужасно и опасно и оставит меня без головы. Он опять засмеялся, но теперь уже тише и спокойнее. – Я не такой добрый. – Слава богу, – вздохнула я. Его рассказ произвел впечатление, но в нем не было никакого намека на происшествия той ночи, а именно это меня интересовало больше всего. Мы помолчали, я выжидательно смотрела на хозяина, он улыбнулся и заявил: – У тебя получится. Вот увидишь. – Что получится? – не поняла я. – Разобраться. Я людей нутром чую, у тебя получится, можешь мне поверить. – Тут он возвысил голос и позвал: – Миша! |