Книга Полночная страсть, страница 87 – Анна Кэмпбелл

Послушница принесла на подносе чай, день начинал клониться к вечеру. В разговоре все чаще стали возникать неловкие паузы. Наконец Николас взволнованно сжал руки сестры:

— Позволь мне увезти тебя отсюда, Элоиза. Антония будет рада, если ты поселишься с нами. Но если тебе хотелось бы жить отдельно, мы найдем для тебя дом.

Элоиза недоуменно нахмурилась:

— Ты приглашаешь меня погостить у вас?

— Разумеется, нет. Я предлагаю тебе переехать к нам навсегда.

Монахиня изумленно подняла брови:

— Но зачем мне покидать обитель?

— Я знаю, что ты здесь несчастна.

Элоиза тщетно попыталась высвободиться из рук брата. Антония заметила, что прикосновения Николаса смущают ее. Возможно, монастырский устав не допускал подобного обращения. Впервые с лица сестры Марии Терезы слетела маска невозмутимости. В голосе ее послышалось замешательство.

— Вот уже одиннадцать лет я твержу тебе, что совершенно счастлива.

— Я знаю, ты пытаешься успокоить меня, заставить смириться с твоим приговором.

К удивлению Антонии, Элоиза искренне рассмеялась.

— О, Николас, ты все еще романтик. Ты был храбрым пылким мальчиком, готовым встать на защиту тех, кого любил. Я всегда восхищалась тобой и надеялась, что, повзрослев, ты не изменишься.

Антония покосилась на мужа, не зная, как он воспримет слова сестры. Оценка Элоизы во многом совпадала с ее собственной. Разве могла Антония осуждать рыцарскую самоотверженность Николаса? Она знала, что муж готов умереть за нее. Боже милостивый, ведь это едва не случилось.

Рейнло сердито сверкнул глазами.

— Тебе больше нет нужды лгать, Элоиза.

— Я приняла монашеский обет.

— Тебя заставили. Ты покинешь монастырь и станешь свободной. Я уверен, мы добьемся разрешения.

Элоиза ласково улыбнулась.

— Я приняла обет добровольно. Поступок, совершенный мной в восемнадцать лет, решил мою судьбу.

Элоизе удалось наконец вырвать руки и отстраниться. Этот жест показался Антонии символичным, словно монахиня очертила вокруг себя круг, в который Николасу не дозволено было ступить.

— Но отец выслал тебя насильно, — возразил Николас.

Он казался подавленным, сокрушенным.

Антония молча взяла его за руку, желая ободрить. Он порывисто сжал ее пальцы. Разговор стоил ему огромных усилий. Долгие годы Николас жил в уверенности, что Элоиза — пленница, заключенная в стенах монастыря. Обнаружив, что ошибался, он испытал потрясение, ведь больше всего на свете он желал сестре счастья.

— Конечно, поначалу, оказавшись в монастыре, я чувствовала себя несчастной. Меня терзал стыд. Я знала, что согрешила. — Элоиза замолчала, впервые в голосе ее послышались горькие нотки сожаления. — Мое безрассудство привело к смерти моего ребенка. Двадцать лет я вымаливаю у Господа прощение, смиренно каясь в своих прегрешениях.

Наступила тягостная тишина, пламя в камине внезапно взметнулось, словно в неподвижном воздухе промелькнул призрак умершей дочери Элоизы. Побледневшая монахиня застыла в немой скорби. Лицо Николаса исказилось от боли. Антония крепче сжала его руку.

— Тебя соблазнил этот негодяй Демарест, — процедил Рейнло сквозь стиснутые зубы.

Антония бросила на него предупреждающий взгляд, напоминая, где они находятся. За время замужества она не виделась ни с Касси, ни с Годфри. Возможно, в ином, справедливом мире мистера Демареста ожидало бы возмездие за бесчестье Элоизы, но на этой грешной земле он продолжал жить своей жизнью. Быть может, спасение Антонии склонило в его сторону чашу весов Всевышнего?

Антония по-прежнему надеялась, что им с Касси удастся восстановить былую близость. Они постоянно обменивались письмами, но отец запретил Кассандре принимать приглашения Антонии погостить в Кеддон-Холле.

Касси набралась, наконец, храбрости и спросила отца об Элоизе, но тот отказался обсуждать эту тему, велев дочери замолчать. Демарест обвинил Антонию и ее мужа в том, что они забили голову Кассандре нелепыми фантазиями. Антония не слишком удивилась гневу кузена. Она хорошо знала, как ведет себя Годфри Демарест, пойманный на неблаговидном поступке.

Касси опасалась, что ей с отцом никогда не удастся преодолеть возникшую между ними холодность. Возможно, в конце концов, Демареста настигло возмездие. Потеряв искреннюю любовь дочери, Годфри отчасти поплатился за свои прегрешения.

Элоиза вновь набросила на себя покров беззаботности словно густую вуаль:

— Я давно простила Демареста.

— А я нет, — отрывисто бросил Николас. — И никогда не прощу.

Невдалеке прозвонил колокол. Элоиза поднялась с очаровательной грацией, сквозившей в каждом ее движении. В сестре Марии Терезе чувствовалась внутренняя сила и спокойная уверенность, мгновенно убедившие Антонию в том, что эта женщина живет в ладу с собой и не ропщет на судьбу.

Элоиза устремила на брата взгляд, полный любви и непреклонности, в которой Антония тотчас узнала фамильную черту Чаллонеров.

— Мне очень жаль, что ты заблуждался на мой счет, и что наша встреча оказалась такой короткой. Я должна подготовиться к вечерней службе. Если вы не поторопитесь, то темнота застигнет вас в пути, а наши дороги ужасны. Советую вам поспешить.

Николас с женой встали.

— Рада знакомству с вами, — сказала Антония.

Стоявший рядом Николас казался оцепеневшим, ошеломленным.

Быть может, его терзал гнев? Или разочарование?

На губах Элоизы вновь мелькнула улыбка. И снова Антония восхитилась красотой этой женщины.

— Если вы задержитесь в наших краях, я с радостью покажу вам завтра нашу ферму. Мне удалось добиться кое-каких успехов. Думаю, вам будет интересно взглянуть.

Николас шумно вздохнул, и Антония испуганно замерла, ожидая его ответа. Она знала, что никогда не простит себе, если эта встреча закончится отчуждением между братом и сестрой. Николасу необходимо было освободиться от чувства вины за несчастную судьбу Элоизы.

Наконец Николас заговорил. Уверенно, с теплотой.

— Мне очень хотелось бы прийти.

Антония облегченно перевела дыхание. Похоже, все складывалось благополучно.

Элоиза кивнула, словно торжествуя победу.

— Что, если, скажем, завтра в десять? Вы могли бы послушать мессу, а в полдень разделить с нами скромную трапезу.

Когда обветшалая, покрытая пылью карета выехала из монастырских ворот, Николас все еще хранил молчание. Антония не прерывала его размышления. Нелегко встретиться с любимой сестрой после двадцати лет разлуки. Но еще труднее примириться с реальностью, узнав, что долгие годы ты пребывал в заблуждении.

Лишь когда монастырь остался далеко позади, Николас прерывисто вздохнул и повернулся к жене. Притянув Антонию к себе, он сдавил ее в объятиях с отчаянием, от которого сердце ее мучительно сжалось. Она закрыла глаза, обвив руками талию мужа. Любовь и желание исцелить раны Николаса переполняли ее.