Книга Обольститель и куртизанка, страница 66 – Анна Кэмпбелл

— Спасибо. — Рома поднялась с дивана. Оливия перевела взгляд на Джулиана:

— Я предлагаю незаметно отвести леди Рому в конюшню, а затем посадить в вашу карету, милорд.

Эрит испытующе посмотрел на Оливию, оставив без внимания ее холодно-вежливый, сдержанный тон.

— Да. Мой экипаж стоит у ваших дверей, едва ли он вызовет чье-то любопытство.

Оливия вывела притихшую девушку из библиотеки и проводила наверх. Отчаяние душило ее, свинцовая тяжесть сковала тело, но не время было предаваться горю. Прежде следовало позаботиться о безопасности Ромы. А потом, да поможет ей Бог, впереди у нее будут долгие годы, чтобы оплакивать свою разбитую жизнь.

— Не торопитесь. Несколько лишних минут ничего не изменят.

— И дадут папе время остыть.

Как ни смешно, Оливия почувствовала себя обязанной защитить своего вероломного любовника. Была в этом какая-то злая ирония.

— Он просто расстроен, потому что любит вас. Леди Рома повернулась к Оливии.

— Отец не слишком умело это показывает, верно? Куртизанка издала хриплый язвительный смешок.

— Конечно. Он ведь мужчина. Но граф готов отдать жизнь, чтобы избавить вас от боли.

— Знаю. Хотя в обыденной жизни его любовь не слишком заметна. — В глазах девушки мелькнула горечь. — Я пришла сюда сегодня полная ненависти к вам.

Кривая усмешка Оливии увяла.

— Сожалею, что вы вообще узнали о моем существовании.

Губы Ромы дрогнули в улыбке. На мгновение в ее чертах проступило удивительное сходство с отцом.

— О, я давно знаю о вас. Ведь вы знаменитость. Все мои подруги мечтают обладать хотя бы половиной вашего очарования. Я отдала бы все на свете, чтобы научиться ездить верхом также легко и изящно. Вы словно родились в седле.

— В детстве я много ездила верхом. — Но между той одержимой лошадьми девочкой и измученной жизнью женщиной, в которую она превратилась, пролегли тысячи миль.

— Я держусь в седле как мешок с картошкой. Отец стыдится показываться рядом со мной.

— Наверное, вы могли бы попросить его дать вам несколько уроков. Иногда нам самим приходится делать первый шаг, даже если с нами обошлись несправедливо.

— Как бы я хотела узнать вас поближе, — тихо произнесла леди Рома.

— О, милая. — Оливия закусила губу, пытаясь сдержать глупые слезы. Слезами горю не поможешь. Эту мудрость она усвоила давным-давно. — Это невозможно. Но я ценю то, что вы сказали.

Оливия наклонилась и обняла Рому, чувствуя, несмотря на кажущуюся уверенность, отчаянную слабость. Какое-то мгновение дочь Эрита оставалась неподвижной, а затем порывисто обхватила руками Оливию и прижалась к ней.

— Спуститесь в библиотеку, когда будете готовы, — сказала Оливия, мягко освобождаясь из ее объятий.

— Папа будет бранить меня всю дорогу домой.

— Он прав в одном: вам не следовало сюда приходить.

— Я ни о чем не жалею.

Прежде чем Оливия нашлась с ответом, леди Рома проскользнула в комнату и плотно притворила за собой дверь.

Оливия выпрямилась, расправила плечи и гордо вскинула голову. На краткий счастливый миг она поверила, что может сбросить маску холодной, бессердечной куртизанки. Но жизнь преподала ей жестокий урок.

Когда Оливия вернулась в библиотеку, Джулиан стоял, хмуро разглядывая каминную решетку.

Он поднял голову, встретив ее взгляд. Его мужественная красота пронзила сердце Оливии, словно острый клинок. Темно-синий сюртук и белоснежная рубашка с галстуком подчеркивали угрюмое выражение его живого лица.

— Я сожалею, что Рома доставила тебе беспокойство, Оливия. — Серые глаза под густой бахромой ресниц сверкнули серебром. Эрит оперся рукой о каминную полку.

— Она не доставила мне беспокойства, лорд Эрит. — Оливия вошла в комнату, стараясь держаться поодаль от графа. — Молю Бога, чтобы никто не узнал об экстравагантной выходке вашей дочери. Леди Рома не должна пострадать, ей и так довольно досталось.

Уголки губ Джулиана угрюмо опустились.

— Я заслужил упрек.

Оливия опустилась в одно из кресел, стоявших возле ковра с мокрыми пятнами от чая. — Да.

— Проклятие, я знаю, что говорил необдуманно. Просто, увидев Рому… — Джулиан осекся и в досаде махнул рукой. — Мы не можем обсуждать это сейчас. Мне нужно отвезти дочь домой, а потом нам предстоит, чертов семейный ужин с Рентонами. Это важная встреча, она планировалась давным-давно. Я смогу вернуться сюда лишь поздно ночью.

— Не спешите ради меня, лорд Эрит.

Рот Джулиана скривился в язвительной усмешке.

— Тебе не обязательно звать меня так. Я знаю, что ты на меня сердита.

— Я не сержусь на вас.

Граф пересек комнату и сел на диван, пристально глядя на Оливию из-под тяжелых век.

— Однако впечатление складывается совсем иное.

— Досада указывала бы на то, что я испытываю к вам какие-то чувства, — будничным тоном возразила Оливия.

— А ты, напротив, равнодушна как статуя, — усмехнулся Джулиан.

— Пикировка никуда нас не приведет, — резко оборвала его Оливия. — Когда мы заключали соглашение, я предупредила, что оставляю за собой право прекратить связь, когда мне вздумается. И я собираюсь воспользоваться этим правом.

В глазах Джулиана вспыхнул гнев, из груди вырвалось глухое рычание.

— И ты говоришь мне об этом сейчас, когда я еду на встречу, от которой не могу отказаться?

Оливия сжала руки на коленях, пытаясь обрести холодную уверенность, что помогла ей овладеть собой, когда Джулиан, охваченный страхом за дочь, унизил ее и оскорбил. Тогда он показал свое истинное лицо. Тогда, а не теперь. Все его старания изобразить нежные чувства — лишь жалкие потуги.

— Шлюхам никогда не удается точно рассчитать время.

— Я никогда не обращался с тобой как со шлюхой, — горячо возразил Эрит, лицо его застыло.

— Вы сделали это сегодня.

Рука Джулиана, лежавшая на подлокотнике дивана, сжалась в кулак.

— Это несправедливо. Ни один мужчина не захочет, чтобы его дочь рисковала своим будущим.

— Да, ваши чувства делают вам честь. Несмотря на вспышку гнева, вы показали себя преданным отцом. И никудышным любовником.

Глаза Джулиана потемнели, сделались свинцовыми, как грозовые тучи на летнем небе. Он сделал движение, чтобы встать, но одернул себя.

— Господи, Оливия, прости меня… — Его голос прервался, в нем слышалось искреннее сожаление. — Я увидел здесь Рому и рассвирепел. Я вел себя как полнейший болван. Но ты должна знать: я вовсе не думаю того, что тут наговорил. Черт возьми, я тебя обидел. Клянусь, я этого не хотел.