Онлайн книга «Пленница греха»
|
Он был на грани срыва. В гневе. В горе. Он готов был сорваться в любую минуту. Возможно, она зашла слишком далеко. Чариз погладила его руку дрожащими пальцами, словно могла излечить своим прикосновением то, что излечить невозможно. Он разжал вторую руку, и сюртук упал на пол. Он никуда не уйдет. Он опустил голову и прижался лбом к двери. Она держала его обезображенную руку, понимая, что делали с ним его мучители. Шрамы. Рубцы от ожогов. Кое-как сросшиеся кости. Бесформенные ногти. То, что с ним сделали, невозможно описать, невозможно себе представить. Гнев душил Чариз, ей хотелось кричать и драться. Но все, что она могла, это плакать. «Господи, я должна унять эти бесконечные слезы!» — Чариз, я не хочу твоей жалости, — сказал Гидеон. Он ошибся относительно ее реакции. Жалость была слишком слабой реакцией на ужасы, выпавшие на его долю. Она чувствовала себя так, словно сердце ей надвое разрубили топором, и оно больше никогда не срастется. — Я не жалею тебя, — сдавленным шепотом произнесла она. Гидеон по-прежнему не смотрел на нее. — Я тебе не верю. Резким движением он прижал вторую ладонь к двери. Эта рука была изуродована так же сильно, как и та, которую она держала в руках. Но, глядя на эту распластанную по дереву руку, она видела в ней былую грацию и красоту. — Моя любовь. Мне так жаль. Чариз не могла выразить словами, что чувствовала. Но там, где были бессильны слова, на помощь пришло сердце. Сжимая в дрожащих ладонях его изуродованную руку, она поднесла ее к губам. Гидеон замер. Дрожь прекратилась. — Ненавижу то, что они сделали со мной, — едва слышно произнес Гидеон, уставившись в дверь. — Ненавижу то, что вынужден вечно жить с Рангапинди. О Боже. В его голосе звучали стыд и боль. Чариз прижалась к его покрытой шрамами спине. Не выпуская его руки, той, которую она поцеловала, она подняла вторую руку и накрыла ту его руку, которую он прижал к двери. Он невольнодернулся от ее прикосновения, но потом успокоился. Она не знала, как долго они простояли так. Спустя какое-то время она почувствовала, что Гидеон шевельнулся, открыла глаза и распрямилась. Наконец он повернулся к ней. — Чариз… Гидеон посмотрел на нее. В его взгляде она прочла безысходность и отчаяние. — Все хорошо, любовь моя. Чариз обняла его. Он ответил на ее ласку. Она крепче сжала его в объятиях. — Все позади, все позади. — О Господи, — произнес он наконец со стоном, обнял ее дрожащими руками и прижал к груди. — Я хочу подарить тебе покой, — прошептала Чариз, уткнувшись в его густые темные волосы. — Ты уже подарила, — сказал он, но руки, которые ее обнимали, говорили об отчаянии, а не о покое. Это не покой. Но, возможно, он и покой были так чужды друг другу, что он уже не узнавал его. — О, Гидеон, как бы я хотела, чтобы это было так, — печально сказала она. Он обнимал ее так крепко, что ее груди вжимались в его грудь. Голова его опустилась ей на плечо. Волосы его щекотали ее шею как тогда, когда они впервые лежали в одной постели. — Стоит мне посмотреть на свои руки, и все это возвращается вновь. Вонь. Жара. Холод. Голод и жажда. И постоянная боль. — Не знаю, как ты все это выдержал, — тихо произнесла Чариз. — Я не выдержал. Я молил их о пощаде. Он был так жесток к себе. Если бы только он мог подарить себе малую толику той доброты, которую так щедро дарил ей. — Ты не предавал своих товарищей и свою страну, — сказала Чариз. — Ты год терпел пытки и не сломался. В тебе слишком много храбрости. И это мешает тебе жить. — Ты бы так не думала, если бы видела, в какое жалкое ничтожество я превратился, когда они принялись за мои руки. Руки его беспорядочно блуждали по ее спине. И от этой ласки по телу ее разливалось тепло. — О, любовь моя, — проговорила Чариз, продолжая гладить его по спине. Под пальцами ее узор из шрамов рассказывал историю о невыносимых испытаниях, о той жестокой дани, которую потребовали от него годы служения в Индии. Она не могла видеть его искореженных рук. Но ей ни к чему было на них смотреть. Такое не забывается. — Ты должен простить себя. Иначе сойдешь с ума. Господи, Гидеон, ты весь покрыт шрамами. Ты не спишь по ночам. Ты шарахаешься от людей. — Она говорила мягко, но убедительно. — Ты отдал все, что мог, даже больше. Не терзай себя. Чариз поцеловала его в щеку, покрыла поцелуями вздувшиеся мышцы его бицепса и замерла, когда дошла до верхней точки предплечья. Гидеон застонал. Она не знала, что означал его стон. Он поощрял ее к продолжению или протестовал? И она еще раз поцеловала его в плечо. Итак, с невинными играми покончено. Начинаются игры опасные. Опасность и страсть. Время остановилось. Чариз чувствовала себя так, словно стояла на краю обрыва в Пенрине. Полетит она в пропасть и разобьется? Или Гидеон, как всегда, поймает ее? Медленно, словно разгребая воду, Гидеон поднял изуродованные руки, сжал ладонями ее голову и приподнял ее лицо. Прикосновение его покрытых шрамами ладоней к ее щекам вызвало в ней дрожь наслаждения. Он смотрел на нее, перебирая большими пальцами выбившиеся из прически пряди ее волос. Он пристально смотрел на нее. Глаза его горели. И Чариз наконец осознала, что Гидеон любил ее и всегда будет любить. Чариз судорожно вздохнула. Гидеон смотрел на ее приоткрытые губы. Конечно же, он поцелует ее так, как целовал днем. Чариз вцепилась ему в бедра, настойчиво побуждая прижать ее к себе. — До чего же ты красивая. Ты разбиваешь мне сердце, — пробормотал Гидеон. — Гидеон… Начала было Чариз, но Гидеон закрыл ей рот поцелуем. Чариз приоткрыла губы, чтобы язык Гидевна проник ей в рот. Сердце его запело, когда язык ее затрепетал, отступая, и вернулся, чтобы слиться в объятиях с его языком. Она быстро училась, его возлюбленная жена. Гидеон скользнул ладонью вверх к тому месту, где груди ее натянули ткань лифа. Опустил руку в вырез, отыскал твердый, словно камешек, сосок и потянул за него. — Если хочешь, чтобы платье осталось целым, сними его. Чариз рассмеялась: — Тебе придется мне помочь, у него шнуровка сзади. — Будь проклята эта дурацкая мода, — проворчал Гидеон. Гидеон накрыл ее щеку своей изуродованной ладонью. Как быстро он понял и принял то, что его шрамы не вызывают у нее отвращения. |