Книга Дневники Клеопатры. Восхождение царицы, страница 96 – Маргарет Джордж

Здесь я была пленницей.

Ликторы остановились, отсалютовали мне сверкающими топориками, развернулись, и процессия удалилась. Вскоре стих даже топот сапог.

Когда я вернулась в комнату, в ней уже незаметно навели порядок: помещение проветрили, постель сменили, полы подмели и развесили повсюду пучки ароматических трав. Все исчезло; бурной волшебной ночи словно и не было. Интересно, видел ли кто-нибудь из слуг, как приходил и уходил Цезарь? Вряд ли. Он наверняка позаботился об этом.

Хармиона уже одела Цезариона, и он играл посредине комнаты с Птолемеем. Все они выглядели хорошо отдохнувшими и исполненными любопытства.

— Что это за солдаты тут маршировали? — поинтересовался Птолемей. — А какие чудные штуковины у них на плечах: забавные связки прутьев с лентами и топориками.

— По-моему, эти штуковины являются символами власти или знаками достоинства должностных лиц, — пояснила я.

И тут же осознала, что мне не помешал бы хороший советчик, знаток римских обычаев и истории. Цезарь, ясное дело, эту роль на себя не возьмет. Но как найти нужного человека самой, не поставив себя в неловкое положение?

— Все здесь так странно! — продолжил Птолемей, радуясь новизне впечатлений. — Деревья невиданные, язык — сплошная тарабарщина, а чуднее всего — эти тоги. Разве в них не жарко?

От дальнейшего развития щекотливой темы мальчика отвлекли слуги: они принесли подносы с едой. Птолемей тут же принялся пробовать кушанья, интересуясь, из чего они сделаны и как называются.

После еды мы отправились гулять по вилле и садам. Всегда интересно получить доступ к чьим-то владениям в отсутствие хозяина. Тень Цезаря незримо присутствовала здесь, в каждой детали сада и домашнего убранства, но самого его не было, и я могла свободно выбирать и не торопиться, если что-то меня особенно интересовало. В детстве меня очаровала история о Психее во дворце невидимого Купидона. Я выучила ее наизусть.

«Когда она бродила по чудесным покоям, с ней заговорил голос, воплощавший всю нежность и мягкость.

— Прекрасная царевна, все, что ты зришь здесь, твое. Повелевай нами, мы твои слуги.

Исполнившись изумления и восторга, Психея огляделась по сторонам, но никого не увидела. Голос продолжил:

— Вот твоя комната и твоя постель, вот твоя ванна, а в соседнем алькове тебя ждет еда.

Психея приняла ванну, облачилась в приготовленные прекрасные одеяния, уселась в резное кресло из слоновой кости, и перед ней мгновенно возник стол, уставленный золотыми блюдами с самыми изысканными яствами. Невидимые слуги предугадывали каждое ее желание, а невидимые музыканты играли на кифарах и пели.

Долгое время Психея не видела хозяина этого дворца. Он посещал ее только по ночам и уходил до рассвета…

Психея упросила мужа, чтобы он разрешил сестрам навестить ее. Поначалу они обрадовались встрече с младшей сестрой и тому, что она в безопасности, но вскоре великолепие и роскошь дворца зародили в их сердцах зависть. Они стали приставать к ней с вопросами, грубо задевающими ее мужа.

— Уж не чудовище ли он? — спрашивали они. — Дракон, который в конце концов сожрет тебя? Вспомни, что предсказал оракул!»

Я улыбнулась: моя любимая история воплотилась в жизнь, и в роли Психеи выступала я сама. Правда, я знала Цезаря и видела его.

«Он не тот, за кого себя выдает! Если и бояться кого-то, бойтесь его!»

Слова пирата зазвучали вдруг в моей голове. Исполненный ненависти разбойник, что он знал?

История закончилась счастливо, ибо невидимый муж Купидон нежно любил Психею и оберегал от зависти своей матери Венеры.

Однако Цезарь — потомок Венеры.

Неожиданно обстановка виллы стала приобретать зловещие оттенки. Нельзя смешивать смертных людей и богов.

— Какая прекрасная статуя! — с восхищением сказала я. — Уверена, это копия работы Праксителя…

Знакомство с виллой и садами заняло у нас целый день. Вечером мы приготовились к тихому ужину и восхитительной ночи. Сумерки здесь были нежными и продолжительными, как будто день никак не хотел расставаться с Римом. В Египте, который расположен гораздо южнее, свет сменяется тьмой намного быстрее.

Я прилегла, с наслаждением уронив голову на подушку. Вошла Хармиона, села на низенький табурет рядом с моей кроватью и тихо заиграла на флейте, как делала дома.

— Ты довольна, что приехала сюда? — спросила она.

— Пожалуй, да, — ответила я, хотя настоящей уверенности у меня не было.

Я с нетерпением ждала прибытия двух других кораблей с моей свитой: казалось, что знакомое окружение придаст мне уверенности. Больше всего сейчас недоставало Мардиана, хотя я прекрасно понимала, что уж он-то приплыть не может.

— Мне очень хочется посмотреть Рим, — сказала Хармиона. — Я просто умираю от любопытства.

— Почему бы и нет? — ответила я. — Мы можем отправиться завтра.

— Я хочу посмотреть Рим, а не показаться Риму, — усмехнулась она. — При твоем появлении отовсюду будут стекаться любопытные толпы — каждому охота взглянуть на знаменитую царицу Египта. Боюсь, в такой суете мы мало что увидим.

— А мы пойдем под видом римских матрон, — предложила я.

— Которые не говорят по-латыни? — Хармиона рассмеялась. — Мне понравилось, как изменилось лицо Цезаря при известии, что ты понимаешь этот язык. Правда, тут ты несколько преувеличила.

— Верно. Но ко времени нашего отъезда я выучу латынь в совершенстве. — Таково было мое твердое решение. — И даже сейчас я в состоянии объясниться при необходимости. В конце концов, от нас требуется немного: задавать простейшие вопросы и отпускать элементарные реплики — «отличный день», «прекрасное вино» и так далее. Ну давай попробуем! Давай завтра отправимся на Форум! И в Большой цирк. Представляешь, как я удивлю римлян на пиру, если буду знать их город! Нет ничего лучше, чем открывать неизвестное. Ты раздобудешь нам одежду…

На следующее утро от виллы отправились в город богато изукрашенные носилки. Там возлежали две степенные матроны, чьи лица были скрыты вуалями. Нам с Хармионой стоило немалых трудов облачиться в незнакомые одеяния: длинные столы со множеством складок по подолу и широчайшие паллы, в которые мы задрапировались так, что не выбивалось и пряди волос.

— Мне кажется, — заметила Хармиона, — что основное назначение римской одежды — скрывать все телесные особенности.

Я хихикнула.

— Да. На виду лишь лицо, кисти рук и ступни.

— Может, они не любят свое тело? — задумалась она.

— Очевидно, — сказала я, дивясь. Что это за общество, где носят такие одежды? Они не только неудобные, но и некрасивые. — Римляне, по слухам, стесняются всего, что относится к естественным функциям организма.

«За исключением Цезаря, — подумала я. — Он во многих отношениях отличается от сограждан».