Книга Безнадежно одинокий король. Генрих VIII и шесть его жен, страница 114 – Маргарет Джордж

— Простите, ваше величество, я не знала, сколько времени вы проводите в молитвах до службы. Мне не хотелось, чтобы из-за моего опоздания вы нарушили традиции.

— Да-да, конечно. — Внезапно назойливое внимание слуг вызвало у меня раздражение. — Тогда прямо сейчас и пойдем.

Я заставил себя улыбнуться и предложил даме руку.

Вместе мы вошли в дворцовую церковь. Но я не спешил сразу приступать к молитвам, и мы постояли, ожидая, пока глаза привыкнут к тусклому освещению. Над нами в вышине, на темно-синем церковном своде блистали золотые звезды.

— Здесь темно, как в турецком шалмане, — вдруг заметила она. — Темно и душно.

После вчерашней праздничной службы в зале еще витал затхлый запах, смешанный с благовониями.

— К Иисусу следует приходить со светом, ведь сама Мария явилась к Нему в Светлое воскресенье Пасхи, — сказала она.

Она не собиралась извиняться и даже не пыталась смягчить резкость своего замечания. В отличие от меня у нее не возникло страстного желания проскользнуть к статуе Мадонны и встать там на колени в уединенной молитве. Она лишь склонила голову, пытаясь вычитать что-то в принесенном с собой молитвеннике. В этом тусклом свете ей вряд ли удастся разглядеть буквы.

Смущенный, я прошел в молитвенную нишу перед статуей Девы Марии. Когда вышли причетники во главе с Кранмером для проведения мессы, я поднялся со скамеечки и вернулся к Кэтрин. Взяв ее за руку, я провел ее в королевскую ложу.

Леди Парр была рядом со мной в течение всей службы. Мы вместе приняли причастие. Правда, из-за вдовьего покрова я не видел ее лица.

Месса завершилась. На выходе из храма Кранмер обнял и благословил каждого из нас. Я окунул пальцы в чашу со святой водой, но Кэтрин не последовала моему примеру.

В молчании мы прошлись по Длинной галерее. Поглядывая на опущенную голову своей спутницы, я видел лишь длинные концы ее черного головного убора. Ее юбки мягко шелестели по полированному полу.

— До поможет вам Бог, Кэтрин, — наконец сказал я.

— И вам, — ответила она с особым чувством.

Ее искренность была несомненной.

— Вам, по-моему, не понравилась служба, — продолжил я разговор. — Вы не смогли почитать свой молитвенник и упомянули, что в часовне слишком темно. Все-таки ваш покойный супруг оставался преданным папским католиком.

Папский католик. Так я теперь называл тех, кто полагал, что истинные верующие должны оставаться под властью Рима.

— У нас с мужем были разные взгляды, — произнесла она так тихо, что я едва расслышал. — Владыка наш Иисус призывал нас к разделению. — Внезапно она подняла голову и открыто взглянула на меня. — «Ибо отныне… в одном доме станут разделяться…» [38] Разделяться ради Господа.

Ее простое лицо озарилось вдохновением. Черты, лишенные земной прелести, стали прекрасными.

Я буквально остолбенел. Прежде мне не приходилось видеть такого. Хотя красота была мне знакома во всех своих проявлениях, я впервые узрел красоту духовную. Прежде я полагал, что это всего лишь метафора. И вот она открылась мне, лишив меня дара речи.

— Верно, Кейт.

Протянув к ней руку, я сдвинул назад уродливый вдовий убор. Солнце, светившее в окна галереи, воспламенило золотисто-рыжие, зачесанные назад волосы леди Парр.

— Вы не обязаны носить траур, — мягко заметил я. — Кто же скорбит, когда надо радоваться Воскрешению Владыки.

Она послушно сняла головной убор.

Обед ждал нас в малой гостиной, где уже накрыли обеденный стол. На роскошной белой скатерти поблескивали золотом тарелки и прочая утварь.

— В это время года выбор блюд весьма ограничен.

Нам еще ничего не подали, а я уже начал извиняться за скудность трапезы.

— Пять хлебов и две рыбки? — со смехом спросила она.

— Немногим более того, — признал я.

В конце зимы, как правило, пекли хлеб из залежалой ржаной муки, он получался плотным и тяжелым. Из этой же муки делали сытные похлебки. Кроме того, нам принесли блюдо с карпом.

— Кто заботится о карповых прудах после закрытия монастырей? — прозаично спросила вдова.

Да, именно монахи усердно разводили карпов, благодаря чему эта вкусная рыба стала обычным блюдом зимнего стола.

— Фермеры. Но мы больше не можем рассчитывать даже на карпов, ведь идет Великий пост.

— Глупый папский обычай, — оживилась она. — Я рада, милорд, что вы упразднили много предрассудков.

— Но еще недостаточно, верно? — спросил я, тщательно выбирая слова.

Она тоже подумала, прежде чем ответить.

— Жизнь меняется. Лишь истины незыблемы.

— Что вы читали в церкви? — поинтересовался я, резко меняя тему. — Или, вернее, хотели прочесть?

Я кивнул на лежащую рядом с ней книгу.

— Мой молитвенник, — сказала леди Парр, передавая его мне. — Результаты размышлений… некоторые молитвы я составила сама.

Я открыл книжицу и увидел подчеркнутые слова «вера», «Писание», «кровь», «оправдание». Да, попахивает протестантизмом.

— Будьте осторожны, Кейт, — мягко предупредил я, возвращая молитвенник.

Она слегка скривилась и натянуто произнесла:

— Никто не называл меня Кейт.

— Разве нет? Но это же светлое имя, столь же радостное, как вы сами. От него веет молодостью, так же как от вас. — Неужели только мне удалось увидеть ее такой? — Но если вам угодно, я могу вернуться к церемонному «леди Парр».

Она не стала возражать.

— Вы пригласили меня, ваше величество, потому что приготовили для меня подарок?

Подарок от «Валентина»: отрывок из Овидия, его поэма о любви. Мне думалось, что она с удовольствием переведет ее. Но сейчас я понял, что такое подношение будет крайне неуместным и даже непристойным.

— На Валентинов день мне выпала записка с вашим именем, — медленно сказал я, судорожно соображая, как исправить положение. — И нам следовало обменяться памятными подарками, а я по нерадивости забыл…

— Вы плохо себя чувствовали, — быстро напомнила она.

— Да-да. Итак, я хочу подарить вам… — милостивый Боже, что мне в голову пришло! — одно скромное украшение. Рубиновое кольцо.

Алые сердечки. Валентинов день. Да, это вполне подойдет.

— Я в трауре, — сказала она.

— Мы же говорили о том, что христианам не о чем скорбеть. Поэтому не отказывайтесь.

Я достал из шкатулки кожаный мешочек, выудил из него кольцо и вручил ей.

Она неохотно взяла его.

— Оно из какого-нибудь святилища?