Книга Уроки влюбленного лорда, страница 14 – Мишель Маркос

— Вы, должно быть, принимаете меня за полного идиота.

— О, так вы еще умеете читать мысли.

Выражение шока на его лице доставило Шоне извращенное чувство радости. Хотя это и был всего лишь вкус мести, но он показался ей сладким.

Коналл скрестил руки на груди, заблокировав ее между коровой и своим внушительным телом.

— Если полагаете, что ваше непослушание пройдет безнаказанным, то жестоко ошибаетесь. Будете оказывать открытое неповиновение, я доставлю вас в суд, обвинив в своенравии и лени, что наказывается заключением в исправительном доме до той поры, пока не станете покладистее. И за каждый день, проведенный в заключении, по закону добавляется два дня к сроку ученичества.

Вкус сахара во рту быстро сменился вкусом желчи. Надежда на скорую свободу была единственным, что позволяло Шоне держаться на плаву, и его угроза отсрочить освобождение заставила Шону замолчать. Три месяца, десять дней и…

— Клеймо поставили за кражу?

— Нет.

— За нарушение порядка?

— Нет.

— Убийство?

— Нет!

Его лицо выразило холод недоверия, и прищуренные глаза уставились на нее с новой подозрительностью. Внезапно он схватил ее за запястье. Она попыталась вырвать руку, но ничего не вышло. Его тело было словно из камня.

Он приблизил к глазам ее ладонь и увидел все тот же безобразивший руку знак. Отвратительная буква «S», впечатанная в ее плоть много лет назад, заклеймила ее так же, как и ее сестру. У Шоны задрожали поджилки.

— Вот это лошадь, я понимаю, раз клеймо оставило след на руках вас обеих.

Клещи его захвата приплюснули ее к его телу.

— Отпустите меня.

— Теперь я понимаю, почему вы не желали отвечать. Воровская честь. Ответить за сестру значило выдать и себя.

Коналл ослабил пальцы, и она высвободила руку.

— Мы ничего дурного не сделали.

— Две женщины, заклейменные всем напоказ. Теперь ясно, что означает буква «S» на ваших руках. Вы парочка шлюх [3] !

Обвинение вызвало в Шоне вспышку безудержного гнева. Взмахнув рукой, она дала ему пощечину.

Резко повернувшись от удара вбок, его лицо окаменело. Но когда вернулось в прежнее положение, Шона тотчас пожалела о своей несдержанности. Голубые глаза, показавшиеся ей накануне такими обольстительными, жгли ее теперь ненавистью.

— Мне доставит удовольствие три последующих года заставлять тебя сожалеть о своем неуважении.

Его угроза отозвалась гулкими ударами ее сердца. Но два слова заставили Шону особенно насторожиться.

— Три года? Что вы хотите этим сказать? Я достигну совершеннолетия через три месяца, десять дней и четырнадцать часов. В этот день я потребую освободить меня от контракта ученичества.

— Нет, моя дорогая, — сказал он, и безрадостная ухмылка коснулась его губ. — Песок в стеклянном сосуде только что начал отсчитывать новый срок твоего ученичества. У меня.

Сладкое блюдо свободы, которое она так давно мечтала вкусить, грохнулось на пол. Три дополнительных года в ученичестве уже представлялись устрашающими. А подчинение надменному англичанину грозило превратить их в три столетия.

— Нет… нет!

Шона выскочила вон из коровника и помчалась прочь из имения со всех ног.

Сжимая рыдающую Шону в объятиях, Иона гладила ее по спине. Кухню фермы «Майлс‑Энд» наполнили звуки страдания.

— Ну‑ну, детка, успокойся. Слезами горю не поможешь.

— Но почему, Иона? — Ее лицо было мокрым от слез. — Почему Хьюм на это согласился? Мы с Уиллоу должны были через три месяца получить свободу.

Иона покачала головой:

— Это все этот негодяй, мистер Хартопп. Он сказал, что лорд никогда не согласится взять себе в услужение ученика на такой короткий период, чтобы обучить чему‑либо и получить с этого доход.

— Обучить? Чему? — взвилась Шона. — Англичанин взял меня доить коров! Он хочет запереть меня в коровнике и забыть обо мне. — Она высморкала нос в салфетку, которую ей протянула Иона. — Я не смогу еще три года терпеть эту пытку.

Иона заломила руки.

— Выпей еще чаю.

— Не хочу чая! — воскликнула Шона. — О, Иона, я должна найти способ обрести свободу. Ты не знаешь, как это сделать?

— Что ж, — произнесла Иона, наливая себе еще одну чашку. — Ученичество — это не рабство. Есть определенные правила. Если ты чем‑то недовольна, можешь написать жалобу попечителям из прихода. Но придется ждать выездной сессии суда. А ты знаешь, сколько времени это может занять.

Шона сжала салфетку в руке.

— Я не могу ждать, Иона. И не стану. Нужно срочно что‑то делать. Что, если мы сбежим? Назад в Северное нагорье или в Англию…

Иона ударила кулаком по деревянной столешнице, и от этого звука слова застряли у Шоны в горле.

— Даже не думай! Ученик не может сбежать от хозяина. Это нарушение закона. Вас бросят в тюрьму. Обеих! Немедленно выбрось эту мысль из головы!

Отчаяние охватило Шону.

— Но я не хочу всю жизнь работать на ферме. Я этого не вынесу.

— Побег — не выход. Мне невыносима мысль, что вас могут заточить в темницу. Это очень плохо. А Уиллоу? Она там не выживет.

— За Уиллоу можно не бояться. Ей нравится в Балленкриффе. Конечно, она живет на господской половине дома, пьет с хозяином чай и каждые четыре минуты получает новую одежду. Зачем ей бежать?

— Послушай, Шона… Мне стыдно за тебя. Никогда не думала, что ты будешь завидовать сестре.

Шона покачала головой:

— Я не… просто… я скучаю по ней.

Глаза ее снова наполнились слезами.

Иона погладила ее по щеке.

— Прошел всего день, Шона. Вы никогда не спали порознь. Это естественно. Выше нос. Ты не знаешь, какие перемены наступят завтра.

Шона покачала головой. Черные пряди липли к ее мокрым щекам.

— Я не вынесу и дня, зная, что мне еще три года мучиться под пятой у этого человека. Мне нужно разыскать брата. Я должна найти выход!

Шона внезапно вскочила с места, проскрежетав стулом по полу и испугав Иону.

Иона медленно кивнула. Шона в силу своей непредсказуемости могла пойти по неверной дорожке от одного только отчаяния. И если Иона хочет предотвратить катастрофу, то должна предложить мудрость, а не утешение.

— Очень хорошо, — сказала она, положив руки на стол. — Есть несколько способов расторгнуть договор об обучении.