Книга Бесстыдница [= Эхо любви ], страница 89 – Дженнифер Блейк

— Рид, — с болью в голосе начала Камми.

— Нет, подожди, — отрывисто перебил он, и его плечи вздрогнули. — В тот день она пришла к нам с фруктами. Я прижал девочку и почувствовал, что вся грудь ее обмотана шнуром. Шнур был слишком длинным, чтобы успеть его размотать, и слишком туго затянут, чтобы перерезать. Я увидел ужас в ее глазах. Девочка знала, что с ней сделал ее дядя. Я тоже знал, потому что накануне получил информацию об этом человеке. Но было слишком поздно. И у меня не осталось другого выхода. Я должен был сделать выбор. Я должен был…

— Ты сделал правильный выбор, — сказала Камми с отчаянием, чувствуя, какой мучительной болью отзывалось в Риде каждое слово. — Другого выхода у тебя не было.

— Ты так думаешь, Камми? Неужели не было? Я понял, что малышка принесла на себе взрывчатку, посмотрел на хронометр: до взрыва оставалось несколько секунд. И от этих секунд зависела жизнь людей, Камми. Господи… ты помнишь, как я обнимал тебя в «Вечнозеленом»? Ты почувствовала, как легко я мог свернуть тебе шею?

Рид замолчал. Потом он заговорил вновь ледяным от напряжения голосом:

— Ее шейка была маленькой и хрупкой. Она умерла, прежде чем произошел взрыв. Я убил ее, Камми, когда держал в своих руках.

Камми судорожно вздохнула, не в силах ничего произнести.

— Ведь было же, было одно мгновение, когда я мог освободить девочку от этой проклятой веревки. Был шанс спасти крошке жизнь. А я убил ее. И не знаю, правильно ли поступил.

Не успел Рид договорить, как Камми вскочила и бросилась к нему. Схватив Рида за руку, она повернула его к себе. Рид взглянул на нее своими синими, лихорадочно блестевшими глазами, полными слез. Камми уткнулась ему в грудь, обвив руками его шею.

— Послушай меня, — сказала Камми, с трудом сдерживая рыдания. — Ты всего-навсего — человек, а не бог, властный над жизнью и смертью. Ты не можешь отвечать за то, что одержимые безумцы так жестоко обходятся друг с другом. Ты вел себя так, как тебя учили. Ты не хотел убивать ребенка, но ведь и причиной его смерти был не ты. Можешь скорбеть о дорогом для тебя маленьком человеке, только не трави себя этой скорбью. Ты не должен, потому что я запрещаю тебе. — Камми наклонилась, чтобы заглянуть в его лицо. — Я люблю тебя, Рид. Любовь исцелит тебя, только позволь ей сделать это.

— Камми… — прошептал Рид.

— Нет, теперь моя очередь говорить. Я знала, что ты наблюдаешь за мной. Знала еще тогда, много лет назад, и хотела этого. Но я боялась самой себя и не позволяла ко мне приблизиться. Я вышла замуж за Кита, потому что ты уехал. Я думала, что больше никогда не увижу тебя. Если же ты снова оставишь меня, я последую за тобой и не отстану ни на шаг. Ты не сможешь убежать от меня и затеряться даже на краю земли. Прежде чем я позволю тебе умереть, убью тебя сама. Я сделаю это с любовью и мукой, и это будет самый правильный выход, если не единственный.

В неожиданно наступившей жуткой тишине заскрипел старый дом. За его окнами гулял ветер и колотился о землю дождь.

— А ведь ты бы могла это сделать, — произнес Рид, ошеломленно глядя в лицо Камми. Он дотронулся до ее волос, погладил их кончиками пальцев, и в длинных каштановых прядях засветилось красное золото. На лбу у него появилась складка. — Господи, до чего же я боялся, что ты не сумеешь оттянуть курок. Мне тогда показалось, что только две вещи помогут тебе: инстинкт самосохранения или…

— Или что? — Камми не могла удержаться, чтобы не подтолкнуть его к ответу.

— Страх за любимого человека, — в словах Рида мелькнуло беспокойное сомнение.

Руки, обнимавшие Рида за шею, напряглись.

— Ты был совершенно прав.

— Можешь ли ты представить, как я чувствовал себя рядом с тобой? Можешь ли понять, что означало для меня твое появление в спальне? Ты — мой ангел, прогоняющий прочь кошмары. Ты — все, что есть, было и будет в моей жизни. Но я не хочу, чтобы свою жизнь ты провела в метаниях между мной и моими кошмарами. Я не позволю, чтобы Гринли обливал тебя грязью.

Все ее тело на какое-то мгновение замерло.

— Моя жизнь принадлежит только мне. Как ею распоряжаться, решать мне самой. Что же касается того, о чем говорят люди, то мне очень жаль, что у них нет других интересов. Они не имеют никакого права указывать мне, что делать и как себя вести. Равно как и ты.

— А я и не собирался, — сказал Рид. — Я буду занят исключительно своей жизнью.

Камми слегка оттолкнула его рукой, стараясь не задеть того места, куда ударила пуля.

— А что же будет с фабрикой?

— Поступай так, как считаешь нужным, — оставь себе, а хочешь — продай.

— Но она не принадлежит мне, — отозвалась Камми.

— Тогда пусть ее продаст Гордон. Только проследи, чтобы в договор включили обязательства по охране окружающей среды.

— Прекрасно. Так и сделаем.

— А где же твои стенания о деревьях и птичках?

— О дятлах. Я не забыла об этом. Мне очень хотелось бы спасти каждое деревце, каждую птичку, но, как однажды сказал мне один очень мудрый человек, люди важнее.

— От продажи фабрики ты получишь сказочно большие деньги. Ты бы могла потратить их на покупку участка, какой только понравится. И тогда уж ни одна живая душа не осмелится срубить там дерево или обидеть зверя.

— Я действительно могла бы так и сделать, но, увы, меня здесь не будет.

Рид удивленно взглянул на нее.

— Не будет? — Он немного помолчал, потом склонил набок голову и улыбнулся: — Ты последуешь за мной? Не отстанешь ни на шаг? И будешь звать меня?

— Буду кричать изо всех сил.

— Правда? — по его голосу было ясно, что он не до конца поверил ей.

— Так когда мы едем? — твердо спросила Камми.

Рид долго не сводил с нее изумленного взгляда, полного благоговейного ужаса и острой тоски. Наконец он порывисто вздохнул и сказал:

— Несколько часов назад я оставил тебя всего на пару минут, и ты чуть не умерла. Знаешь, когда я увидел автомат Таггарта, приставленный к твоему сердцу, я почти изменил свое решение. В тот страшный момент я подумал, что тебе нужен постоянный телохранитель. Я ведь не смогу простить, если в мое отсутствие с тобой что-нибудь случится, потому что в этом будет моя вина. Понимаешь, если придется быть рядом с тобой постоянно, то мне совсем не обязательно уезжать отсюда.

— Я отлично тебя понимаю, — улыбнулась Камми.

Рид крепко прижал Камми к себе и стал нашептывать нежные слова любви.

— Рид, твоя грудь, — запротестовала Камми, — я же сделаю тебе больно.

— Нет, — сказал он. — Боже мой, а ты? Твои швы? Это я, наверное, причинил тебе боль?

Камми подняла на него свои ясные глаза, сиявшие любовью.