Книга Стрела в сердце, страница 34 – Дженнифер Блейк

Спальня эта была обставлена в чисто мужском стиле. Большая кровать из ореха была с фронтоном, задрапированным голубой шерстью, а огромный ореховый шкаф больше подходил для хранения оружия, а не одежды. Около закопченного камина стояла пара удобных кресел, обитых серо-голубым, уже старым бархатом. Грубые из кованого железа подставка для дров и кочерга подходили к напольным канделябрам, стоявшим возле камина. Бледно-голубые, с красным турецким узором ковры устилали полированный деревянный пол.

— Ах, — сказал Жиль, подходя к подносу на столе, — вино. Я не был уверен, что у Като будет время сегодня утром, чтобы принести его сюда.

Кэтрин смотрела, как муж наливал в стакан темно-рубиновую жидкость, затем в другой… Она быстро сказала:

— Мне не нужно, спасибо.

— Чепуха, — сказал он, наливая стакан до ободка. — Я видел, как ты сегодня возилась с продуктами. Тебе непременно нужно выпить, чтобы поддержать себя до вечера. — Он подал ей стакан. Кэтрин из вежливости взяла его.

— Нам действительно нужно идти. Нехорошо, если нас будут ждать.

— Да, сейчас. Меня кое-что беспокоит.

Первое, что пришло ей в голову, — не обнаружил ли он обман? Она немного отпила и ждала продолжения. Вино показалось ей кислым и немного горьким. Наверное, Като был настолько занят заготовкой вин к круизу, что сюда принес первое попавшееся. Муж пристально смотрел на нее.

— Я хотел спросить тебя — ты довольна де Бланом?

Она поперхнулась и быстро проглотила.

Он выжидательно смотрел на нее.

— Я… не могу пожаловаться на его обращение со мной.

— Нет ли в нем или в его действиях чего-либо оскорбляющего женские чувства?

— Нет, ничего. — Она смотрела в стакан, боясь поднять на него глаза.

— Тогда почему же ты издеваешься над моими желаниями? Нет, моими срочными приказами.

— Я не… — Она начинала злиться.

— Я знаю, что ты «не», — передразнил он ее трясущимися губами. — Я недоволен.

Слепая ярость переполнила ее всю. «Это невыносимо! — кричала она. — То, о чем ты меня просишь, просто сумасшествие. Мы обменялись с тобой обетами, которые запрещают меня так использовать. Ни один обет не требует такого унижения ради тебя».

— Ты согласилась.

— Никогда. Ты считал мое согласие само собой разумеющимся, а я твою идею — глупой фантазией, о которой ты со временем забудешь. Я отказывалась и продолжаю отказываться.

На его лице отразились боль и печаль.

— Если бы ты не была так строптива! Если бы ты только согласилась на эту связь, была благоразумной!

В какое-то мгновение Кэтрин спросила себя, а не прав ли Жиль? Может, она и вправду неразумна и неблагодарна, отказывая ему? В единственном желании… Но тут же поняла, что он заставлял так думать о себе. Она подняла подбородок.

— Ты думаешь, я могу принести невинное дитя в твой дом, чтобы ты однажды сказал, что он недостоин твоего имени? Я не могу. Так же как и выбрать человека…

— Это твоя проблема. В твоей крови нет жара. Если бы он был, я бы не просил наследника от другого человека.

От оскорбления у нее застучало в висках. Первый раз муж намекнул, что находит ее несоответствующей.

— Ты меня обвиняешь? С моей кровью и другими органами, необходимыми для вынашивания ребенка, все в порядке.

— Докажи, что я не прав, — схитрил он. — Докажи мне, что ты знаешь, что такое страсть, какую радость она может принести.

— Я ничего не буду доказывать. Я и шага не сделаю ради твоего сумасшедшего плана. Я и сейчас слишком далеко зашла только потому, что боялась своим отказом ухудшить твое здоровье.

При разговоре Кэтрин махнула рукой, и вино расплескалось. Она бы поставила его на стол, но Жиль был между нею и столом, поэтому она сделала большой глоток, чтобы уменьшить уровень вина в стакане.

— Мне не нужна твоя жалость, Кэтрин. Мне нужен наследник. Я тебя однажды предупреждал.

— Я знаю. Я также знаю, что ты сказал Ровану, и я в ужасе от этого. Как ты можешь быть таким подлым? Как ты можешь шпионить за мной? Как ты можешь угрожать мне и позволить кому-то изнасиловать меня?

Он долго молчал.

— Если де Блан все тебе рассказал, значит, он просто притворяется, что ни в чем не заинтересован. Следовательно, ему и доверять-то нельзя. Я не потерплю с его стороны сплетен об этом.

Она сжала тубы;

— Он сказал только мне, а я, признайтесь, все-таки заинтересованное лицо.

— Ну и что. Необходимо кое-что предпринять.

В ее сердце закрался страх. Глядя на мужа широко открытыми глазами, она тихо спросила:

— Что вы сказали?

— Только то, что сказал. — Его серое лицо было непреклонно. — У меня будет то, что я хочу, не имеет значения, чего это будет стоить.

— Жиль, — начала она. Гнев исчез, уступая место какой-то странной растерянности. Ее пошатнуло, но она взяла себя в руки и продолжала с решительностью, давно созревшей в долгие бессонные часы страха и беспокойства. — Ты слишком далеко заходишь, Жиль, ты можешь заставить меня покинуть тебя.

Какое-то время он не отвечал.

— Ты не сделаешь этого, — заговорил он наконец, — у тебя ничего нет, тебе некуда идти, и ты не уйдешь, когда узнаешь, что носишь ребенка, который унаследует все это.

Широким жестом Жиль обвел все вокруг.

— Только подумай, если я проживу не более года или двух, ты будешь распоряжаться состоянием очень много лет.

Она давно привыкла к подобным речам. Напрасно только она себя так разволновала. Кэтрин устало махнула рукой.

— Ты не умрешь.

— Нет, я чувствую, что умру.

— Никаких болезней доктора у тебя не нашли, так они мне сказали зимой в Новом Орлеане.

— Они ошибаются.

Спорить с ним было бесполезно, он никогда ее не слушал.

— Все-таки я за тебя выходила не из-за денег.

— Нет. Но то была мечта твоего отца и моя тоже. И мечта все еще жива. Подумай об этом, Кэтрин. Огромное состояние, одно из самых больших владений в Луизиане. Что хорошего в твоем упорстве, если не будет ребенка, кому бы досталось все это?

— А на мои мечты не надо обращать внимания? — устало произнесла она. Кэтрин вдруг почувствовала страшную усталость. Она устала от ссор, от борьбы, она устала даже мечтать.

— Дитя тебя утешит, — пообещал ей муж. Ей хотелось сказать, что ей как раз необходимо не утешение; но слова, она знала, до него не дойдут.

У нее вдруг закружилась голова, онемели ноги, и звон разбитого стакана заставил ее посмотреть на пол. Бывший у нее в руках хрустальный бокал разлетелся на мелкие осколки, и каждый кусочек стекла, словно кровью, был запачкан красным вином.