Онлайн книга «Парижские ночи Офелии [= Офелия учится плавать ]»
|
– Ни за что не догадаетесь! Все аэродромы в Лондоне были блокированы! – Почему? Бомбы? – Нет. Град! Был такой сильный град, что все взлетно-посадочные полосы стали непроходимыми. – Град? В августе? – Вы не знаете английскую погоду. Она вечно преподносит новые сюрпризы. – У него вырывается короткий смешок. – Но не беспокойтесь. Все уже убрали. Самолет в пути, через час мы полетим. Мы действительно летим. Ровно в два мы поднимаемся на борт, и мой благородный спутник садится, естественно, рядом, хотя потом обнаруживается, что у него билет первого класса. – Меня зовут Офелия, я родом из Канады, – говорю я, справившись с пристегиванием. – Уинстон Хоторн-Рид, – представляется он. Звучит как-то очень знакомо. Странно. Откуда я его знаю? – Я где-то слышала ваше имя. Но не могу вспомнить где. Он польщенно улыбается. – Я директор банка. И еще политик. Если моя партия победит на выборах, я буду новым английским министром финансов. Теперь все ясно. Он написал знаменитый доклад о долгах, который недавно горячо обсуждался всеми финансовыми газетами. Там же я видела его фото. – Вы написали «Доклад Хоторна-Рида»! Он кивает, удивленный моей осведомленностью. – Неужели вы читали его? – Конечно. Весьма увлекательная тема. (Речь идет о продлении сроков выплаты безумных долгов стран восточного блока и третьего мира, притом что Запад должен постоянно предоставлять новые кредиты.) – Может, вы тоже заняты банковским делом? – спрашивает он меня, окинув внимательным взглядом. – Нет. Нисколько. Но деньги меня интересуют. Он усмехается и снимает свое элегантное пальто. Аккуратно кладет его на свободное место между нами. На нем великолепный костюм, явно сшитый на заказ лучшим английским портным, серый, в белую елочку, вишневый галстук и блестящая красная шелковая жилетка. Белый шарф он не снимает. Теперь я обнаруживаю, что у него не карие, а серо-зеленые глаза, с завораживающим золотым промельком. Его глаза тревожно поблескивают. Наверняка в зависимости от погоды они меняют свой цвет. К тому же они слегка красноватые. У мужчины такой вид, будто он пропраздновал всю предыдущую ночь. Самолет стартует. Я, как всегда, прилепляюсь к окну. Земля остается позади, мы проносимся сквозь темно-сизые тучи, нависшие над Парижем, и устремляемся в сторону солнца. Вот и марь далеко позади, и наконец небо, насколько хватает глаз, ярко-голубое. Солнечные лучи врываются в салон, настроение становится летним, отпускным. Подаются напитки, курильщики вытаскивают (к сожалению) свои сигареты. Уинстон улыбается мне и ослабляет узел своего галстука. – Чем вы занимаетесь, если позволите спросить? Мода, кино? – Я создаю издательство. Дома, в Канаде. В Монреале. Если все пойдет хорошо, в октябре открою. А до тех пор я в Париже. Это вызывает его живейший интерес. Он сразу же хочет все обо мне знать. Что я изучала, как англоязычные канадцы относятся к французскому языку, какие книги собираюсь издавать. Расспрашивает подробно, видно, что не просто из вежливости. Очевидно, я его и в самом деле интересую. – Такие женщины, как вы, встречаются редко, – убежденно резюмирует он потом. – Эмансипация эмансипацией, а если женщина красива, она хочет замуж, так же как и раньше. – Я в этом не уверена. – А я уверен. Знаю по своему опыту. – Он ухмыляется. – В этом плане вообще ничего не изменилось. – Значит, вы женаты на красавице. Или, пожалуй, на нескольких красавицах. Одной за другой, конечно! Он громко смеется, но молчит. – Ведь так? – прихожу я ему на помощь и обворожительно улыбаюсь. Он с развеселившимся видом кивает. – У вас острый ум, Офелия. А вы? Вы замужем? – Нет. Пока нет. Можно задать вам профессиональный вопрос? – Ради бога. – Куда, по вашему мнению, идет доллар? Он опять хохочет и машет головой. – Вниз, – объявляет он и ждет моей реакции. – Фунт, кстати, тоже. Я это предсказывал еще несколько месяцев назад, но мне никто не верил. А почему вы спрашиваете? У вас есть доллары? – Теперь уже нет! – Я рассказываю о своей спекуляции, не называя точную сумму. Он внимательно слушает. – Браво! У вас талант. Естественно, теперь вам надо быть начеку и вовремя продать. Доллар опять пойдет вверх. – Когда? – Не сразу. Может, через один-два года. Если не помешает какая-нибудь война. Тогда он подскочит сразу. Время проносится как одна минута. Мы увлечены беседой. Разговор становится доверительным, легким, непринужденным, остроумным, нам хорошо друг с другом. – Знаете что? – говорит он вдруг. – Мой шофер встречает меня. Я отвезу вас на вашу телепередачу. Нет-нет, не возражайте. Мне это не составит труда, напротив, приятное разнообразие. Незадолго до посадки он дает мне свою визитку со словами: – Я давно не получал такого удовольствия от полета. Обязательно позвоните, когда снова будете в Лондоне. Я обещаю и падаю духом. Не люблю визитных карточек. По мне так они означают конец. Если бы он действительно хотел увидеть меня вновь, он придумал бы что-нибудь конкретное, допустим: «На следующей неделе я прилетаю в Париж. У вас найдется для меня время в четверг вечером?» И тогда все было бы ясно. Я была бы для него чем-то большим, чем просто приятное дорожное знакомство. Потом он отвозит меня в своем огромном бордовом, сверкающем хромом «Ягуаре» к театру «Гринвуд», и, когда его шофер открывает для меня дверцу, мне жаль расставаться. – Я действительно была бы рада снова увидеть вас, пока я в Европе, – лепечу я в конце концов и протягиваю ему руку, хотя это не принято в Европе. Он крепко жмет ее и улыбается. – Большого успеха в вашем выступлении. С удовольствием посмотрю вас сегодня по телевизору. – Большого успеха в политике. Когда начнется предвыборная кампания? – Уже началась. – Я буду болеть за вас. – Спасибо! Мы будем стараться! – Оревуар, Уинстон! И огромное спасибо! – Я говорю это по-французски! Так звучит интимней. – Оревуар, Офелия! Аристократический автомобиль бесшумно исчезает за ближайшим поворотом, и я чувствую себя несчастной, одинокой сиротой. Чуда все-таки не произошло. Ну да ладно! Я не для того приехала сюда, чтобы влюбляться, а чтобы бороться для Нелли за Новую романтику. Да и к чему все это? Мужчина женат, живет в Лондоне, а мне скоро возвращаться в Канаду. К тому же ему предстоит предвыборная борьба, и у него не будет ни секунды свободного времени, чтобы вспомнить обо мне. Это ясно. А если он не думает обо мне, то и я не буду тратить на него время. Жизнь слишком коротка для этого. |