Онлайн книга «Куриный Бог»
|
Элата вновь нагнулся и порылся в ворохе оружия. — Вот, — сказал он, — стрелы. Мы не можем идти с голыми руками против ваших ружей, Фома, но ради тебя мы пощадим врага. А ты потом споешь об этом песню. Как прекрасно, храбро мы воевали — стрелы против ружей, потому что враг наш храбр и тем выше цена нашей славы. — Он взмахнул рукой, сжимающей стрелу за древко, и потревоженный горячий ночной воздух коснулся холодного лба Фомы. В прибрежных зарослях возилась тихая ночная птица, в камышах плескалась нутрия. Фома слышал все эти звуки сразу, словно ночь была частью его самого. Как передать это Элате? — подумал он. — Как рассказать о тихих плавнях, о заводях, о ночном зверье, о ночи, не желающей, чтобы ее тревожили огнем и железом? — Ты будешь петь о нашей доблести? — спросил Элата. Фома молчал. — Тетра, где твой карабин? — крикнул Элата в темноту. — Наш бард не идет с нами. — Я пойду с вами, — сказал Фома. — Я буду петь вам… * * * Свет прожекторов очерчивал черным четкий рисунок скулы Элаты и подвязанные боевым узлом волосы. По черной воде плясали белые отблески. Казалось, из всех цветов остались только белый и черный. — Тут вы добываете вашу горючую грязь, — сказал Элата, — а мы сейчас сделаем так, чтобы больше вы ее не добывали. По крайней мере, здесь. В этом месте. Платформа стояла, растопырив ноги-опоры, наблюдательные вышки сверкали огнями прожекторов, словно головы на длинных шеях поводили взглядом. Вода вокруг была подернута маслянистой пленкой. Лодки покачивались на вялой зыби, в каждой — кэлпи, у каждого волосы подхвачены боевым узлом, у каждого за спиной копье, у каждого взведенный самострел. Но не карабин. Не карабин. — Но здесь же люди! — сказал Фома. — Конечно, здесь люди! Здесь работают взрослые мужчины, и они вооружены железными штуками. А их охраняют много вооруженных мужчин, которые не работают, но тоже вооружены разными штуками. И они все время ждут нападения. Это честно? — Не знаю, — сказал Фома. — Три гнезда пошли с нами, а значит, силы равны. Как ты думаешь, сколько на платформе всего белоруких? — Не знаю, — тупо повторил Фома. Он ощупал свое тело. Тело было взрослым и чужим. «Один раз оно послушалось меня, когда я попытался бежать и сбросил Элату в воду». — Я знаю, — кивнул Элата, — силы равны. — И это, по-твоему, и есть геройство — напасть исподтишка? Я блефую, думал Фома, на Территориях наверняка военное положение после вчерашнего налета кэлпи. Вчерашнего? Позавчерашнего? Он попытался определиться во времени, но не смог. — Мы не нападем исподтишка. Пой! Фома помотал головой. Горло пересохло, он с трудом выталкивал слова. — Пой! — Кэлпи! — закричал Фома что есть мочи. — Кэлпи нападают! У них самострелы! И копья! Они никого не жалеют! — Неплохо! — сказал Элата. — Но я ждал большего! С вышки ударил пулемет. Пули прошили воду, выбивая фонтанчики брызг. Кэлпи завопили и ударили шестами по пузырям рыбы-пластуна. Плавающие в них моллюски-крылатки в испуге выбросили облако светящихся чернил. — Нас видно, — сказал Элата, — мы воюем честно. Пой! Их с Элатой лодка, однако, осталась в темноте. Кэлпи берегли своего барда. Фома глубоко вздохнул, но воздух пахнул гарью и нефтью, выедал изнутри грудную клетку. — Кэлпи напали на нефтяную вышку, — завел Фома, — вонючие кэлпи… Похоже, подумал он, и это не то, что нужно. Он слышал, как пули с глухим чавкающим звуком входят в обшивку лодок и живую плоть. Но кэлпи, словно пули не могли причинить им вреда, скользили по воде, пробирались под брюхо платформы, обмотав руки и ноги рыбьей кожей, карабкались по опорам, взбирались на ограждения, по которым сейчас был пропущен ток. Прожектор-глаз лопнул, в воду посыпались осколки. — Пой! — крикнул Элата. — О чем? — вытолкнул он пересохшим горлом. — Ты бард. Не спрашивай. Пой. На вышке отчаянно завыла сирена. Где-то далеко отозвалась другая, ночной воздух был прошит частыми стежками их воя. Фоме хотелось заткнуть уши, в глазах стояла сплошная рябь, мешанина огня и мрака, кэлпи со страшными черными лицами выныривали из тьмы, их было много, очень много. Фома ловил ртом ржавый воздух, шевелил распухшим языком… — Кэлпи! — закричал он. — Спасайтесь! Кэлпи идут… — И закашлялся. — Выпей. — Элата поднес к его губам деревянную баклажку. Фома глотнул. Жидкость показалась горьковатой и сладкой одновременно, язык и губы сразу онемели, в ушах зазвенело, точно в голове бил медный колокол… Он помотал головой, и размазанные полосы огней повисли в воздухе. На всякий случай он еще раз качнул головой, осторожно, словно та была из стекла. Огни, казалось, обрели собственный голос: прожекторы отдавались у него в голове медным гонгом, и стеклянным звоном вторили им потайные фонари кэлпи. А вот звуки окрасились в разные цвета: автоматные очереди прошивали воздух огненным пунктиром, а крики кэлпи были красными и горячими. В голове Фомы царила мешанина звука и цвета, горячий воздух рвался из его груди, и он запел: Белый огонь светит, Черная вода плещет, Алая битва пляшет, Снуют повсюду Черные лодки, Несут гибель Людям на башнях… Я пою честно, — подумал он, — я пою не для кэлпи, это для всех… Где-то далеко надрывалась сирена. Там, в ночи, по темному гладкому полю к припавшим к земле вертолетам бежали крохотные люди, и его отец, постаревший и похудевший, торопливо натягивал куртку. Он видел все это — мать в дверях дома, тревожно сжимающую руки, и Доску в одинокой постели, и Хромоножку, ощупью пытающегося нашарить прислоненный к кровати протез, и где-то далеко в такт ударам сердца вопили кэлпи. Платформа вдруг распустилась как огненный цветок, белый в своей невыносимой жаре, и эта белизна отозвалась в голове Фомы невыносимым медным звоном. Колючие огни дробились и плавились, стекая вниз вместе со слезами. И все стихло. Мир медленно вращался вокруг него, наполненный чужими тенями и голосами. Он поднял голову: от платформы остались только ноги-опоры, жалко торчащие из воды, вокруг плавали бурые покореженные обломки, а рядом на волнах, подернутых радужной пленкой, покачивался огромный плот из тростника, и на этом плоту рядами лежали люди, белые и неподвижные, точно прибитые морозом личинки мух, и несколько кэлпи на плоту, расставив ноги для равновесия, укладывали людей бок о бок, ворочали, чтобы устроить поплотнее… Фома перегнулся и дотронулся до ближайшего человека. |