Книга Ее маленькая тайна, страница 50 – Татьяна Полякова

— Ясно, — кивнула я головушкой, пытаясь понять, как мы умудрились встретиться с Резо у Папы, а не в третьем отделении городской психиатрической больницы. — Ты нажалуешься Папе? — спросила я и тоже почесала за ухом.

— Думаю, мне придется сказать ему, — заявил Резо. — Объяснить тебе, почему нельзя уходить одной, должен он. Я охранник, и объяснять не мое дело, мои слова вообще мало значат, а Папа — это Папа. — Он взглянул вопросительно, и я торопливо кивнула:

— Я поспеваю.

— Хорошо, — обрадовался он и наконец-то завел мотор. Я уже решила, что он задумал уморить меня в своем «Опеле»: утро жаркое, а он изловчился приткнуть машину на самом солнцепеке. — Ты не думай, ничего личного, — заявил он, как видно, желая меня утешить. — Я просто скажу Папе, а он поговорит с тобой, чтобы тебе все стало ясно. — Тут Резо хитро усмехнулся и добавил:

— Хотя сегодня мне пришлось нелегко. Чуть-чуть тебя не проворонил.

«И чего дураку не спится», — со вздохом подумала я, разглядывая Резо. Несмотря на жалобы и «чуть-чуть», одет он был в свой любимый темный костюм и черную шелковую рубашку. Такой наряд вызывал восхищение, с утра было градусов двадцать пять, а к обеду обещали за тридцать. Ворот-"стойка" плотно обхватывал могучую шею, все пуговицы застегнуты.

— Тебе не жарко? — спросила я.

— Сегодня душновато, — согласился он, но ни пиджак, ни ворот рубашки так и не расстегнул.

Мы подъехали к дому, Папа пил на веранде чай, нас встретил с улыбкой. Я пошла мыть руки, а Резо, наклонясь к уху хозяина, принялся на меня стучать. Когда я вернулась, верный страж исчез, а Папа все еще улыбался, но как-то заискивающе.

Я рассказала, что ходила в церковь, а он, не без труда подбирая слова, начал воспитательную работу.

— Варя, тебе надо было сказать, что ты идешь в церковь.

— Я хотела, но вы еще спали, а беспокоить я не решилась.

— Надо было сказать Резо.

— Я не должна выходить из дома? — немного подумав, спросила я.

— Что ты, Варя, можешь делать, что захочешь, но я должен быть уверен, что с тобой ничего плохого не случится. Времена нынче такие… — Папа принялся распинаться в том же духе, а я слушала, скромно потупив глазки, думая при этом: «Давай, дядя, вешай мне лапшу на уши и заливай ее сладеньким сиропом».

Одно стало совершенно ясно: я буду находиться под неусыпным контролем, и, если попытаюсь хитрить, контроль ужесточится, а я, само собой, попаду под подозрение.

Поняв, что отделаться от Резо не удастся, я решила его приручить. Мы играли в шахматы под сенью лип, и я спросила:

— Резо, как ты оказался в нашем городе? — Следует упомянуть, что говорил он без акцента, похож был не на грузина и не на русского, а на хитрого примата. И то, что он в нашем городе родился и дальше Москвы никуда не ездил, было мне доподлинно известно, но задушевные разговоры начинать с чего-то надо, и я начала с вопроса.

— Вообще-то я здесь родился, — заявил он, почесал за ухом (была у него такая привычка, хотя, может, не привычка, может, у него бло-хи?), взял пешку, подержал в руках и поставил на место.

— А родители? — не унималась я.

— Мама умерла в прошлом году.

— Болела? — с сочувствием спросила я и приготовилась реветь.

— Да. Цирроз печени. Наверное, не очень хорошо говорить так о маме, но она… малость поддавала. Вообще-то я жил с бабушкой. Бабушка уже давно умерла, я тогда в восьмом классе учился.

— А отец?

— Отец был летчиком-испытателем и разбился, когда мне было два года. Мама фотографию показывала. Я ее долго хранил, потом все-таки потерял. Она сильно истрепалась, но все равно очень жалко было.

— Значит, отца ты не помнишь? А почему сам не пошел в летчики? Обычно сын мечтает продолжить дело отца, у тебя такого желания не возникало?

— Я думаю, мой отец торговал цветами на рынке. Такого желания у меня не возникало.

— А как же летчик? — удивилась я.

— Думаю, мама все выдумала, чтобы мне не было обидно.

— А-а… — Я немного посидела, открыв рот, и его разглядывала, решив, что портрет родителей вышел не совсем удачным, Резо добавил:

— Думаю, мой отец все-таки был хорошим человеком, он женился на моей матери и деньги присылал, я видел переводы, правда, мама говорила, что это пенсия.

— У меня тоже нет родителей, — жалобно пропела я. — Одной плохо.

— Я привык, — пожал он плечами.

А столбик термометра неудержимо рвался вверх. Окна второго этажа, выходящие в сад, были распахнуты настежь, вовсю работали кондиционеры, но и это не спасало.

Я сидела на ступеньках веранды, покрывалась потом и делала вид, что с увлечением читаю. Я и вправду читала, но без увлечения. Несколько дней кряду я размышляла, как наладить безопасную связь с внешним миром, то есть с Орловым, но в голову ничего ценного не приходило. Оставался только Док. Придется ему звонить Орлову из родной психушки (из дома все-таки опасно) и передавать мои сообщения. Орлов их, кстати, заждался и уже всерьез беспокоился, куда я исчезла. Когда Док ответил «куда», его чуть удар не хватил, не мог поверить, а теперь скорее всего исходил слюной и уже видел себя генералом. Следовало его порадовать.

Тут на веранде появился Папа, последние дни из-за жары он чувствовал себя неважно (проблемы с давлением), сел в кресло и вздохнул:

— Вот погода, пекло, да и только.

— Да, — согласилась я и добавила:

— Сейчас бы искупаться.

— Так поезжайте, — обрадовался он. Я тоже обрадовалась.

— Можно?