
Онлайн книга «Красные волки, красные гуси»
Лютик молча кивнул. Она придвинула к нему чашку и наклонила над ней чайник с узким носиком. Чашка была такая тоненькая и легкая, что, казалось, сомнется у него в руке, как бумага. А чай ничего. Вкусный. Только почему-то без сахара. Оберон по-прежнему стоял у стены, задумчиво постукивая по ней пальцами. Это он так улаживает? Лютик удивился, впрочем, не слишком – бывает, люди во сне делают еще большие глупости. – Готово. – Оберон обернулся к нему. – Служба путей сообщения приносит тебе свои извинения, – сказал он торжественно, – и обещает, что впредь постарается не допустить ничего подобного. Вот так. – И уже будничным голосом добавил: – Ну, обрыв на линии случился, что тут поделаешь… Он отошел от стены и тоже подсел к столу, придвинув к себе чашку… – Еле успел убаюкать пассажиров… – Убаюкать? Зачем? – насторожился Лютик. Он вспомнил застывшие лица, точно в темную воду погруженные в тяжелый сон. – Ну, чтобы они не испытали шока… не ударились в панику… Лютик на всякий случай огляделся. Поблизости не было ничего такого, от чего можно удариться в панику. Впрочем, кто их знает, этих взрослых. – Потому что поезд пришел не туда? – спросил он на всякий случай. – Потому что он вообще никуда не пришел, – пояснил Оберон. – А… я? – на всякий случай спросил Лютик. – Я же проснулся! – С детьми это бывает, – вздохнул Оберон, – иногда. Лютик искоса посмотрел на него, но тот не смеялся – его лицо по-прежнему оставалось доброжелательно-серьезным. – Это почему? Лютик ожидал, что тот не ответит или отделается тем, что он, Лютик, мол, еще маленький, но тот пояснил: – Детей вообще убаюкать трудно. Трудно убедить, что окружающая их реальность одна-единственная… Им кажется, что может случиться все, что угодно, – там, за ближайшим поворотом. – Да, – согласился Лютик, – это верно. Ему было лестно, что станционный смотритель говорил с ним так серьезно. – Взрослые, – продолжал Оберон, – уже знают, что все должно быть именно так, а не иначе. Покажешь им хоть что-то знакомое, а дальше уж они сами заполняют пустоты. Это очень удобно – затрат гораздо меньше. С детьми сложнее… – Я вижу то, чего нет?.. – Наоборот. Иногда, очень редко, ты видишь то, что есть на самом деле. – Я… не понимаю… – Ну, это как с летучими мышами, – терпеливо сказал Оберон. – Они издают такие звуки. На пределе слуха. Высокие. Дети их слышат, взрослые – нет. – Почему? – удивился Лютик. – Просто ухо так устроено. – Да! – возбужденно воскликнул Лютик. – Верно! Оберон, я… Я видел! Один раз, когда был совсем маленьким… они сказали, мне показалось, они… – Ну, вот, – согласился Оберон, – видишь. – И знаешь, бывает, все оказывается не на своих местах… Ты положишь что-то на место, а потом смотришь – раз и нету! Они говорят, я все теряю! А оно совсем не там, лежит, как будто так и надо! И знаешь, Оберон, знаешь, оно немножко другое… – Э… – Оберон был слегка обескуражен этой вспышкой, но потом кивнул, подтверждая. – В общем, да. Лютик медленно осознавал. – Значит, наш поезд… он на самом деле никуда не идет? – Нет, конечно, – спокойно согласился Оберон, – поезд вообще удобная штука. Включаем ваш мир только на станциях и то минут на пять-десять, вдобавок на очень ограниченном пространстве. А так – просто показываем виды за окном, и все… Очень большая экономия…. – А… зачем? – Что – зачем? – удивился Оберон. – Зачем вы это делаете? Пусть бы видели все, как есть! Оберон задумался, в затруднении пошевелил пальцами. Между ними тут же возник белый огонек, вспорхнул и улетел в сад. – Как есть? Что их мир – лишь крохотный пятачок реальности, площадка, за которой лежит вселенная, где им нет места? И что бы они, по-твоему, стали делать? Лютик поймал себя на том, что с увлечением болтает ногами. Не удержался. Что это я как маленький, подумал он. – А вы что делаете? Пусть бы и мы тоже… – Но вы не сможете, Лютик, – печально сказал Оберон. – Они не смогут. Зачем же страдать? Чувствовать себя неполноценными? Разве мы можем так обидеть – только потому, что из-за какого-то каприза природы мы ушли вперед, а они остались на месте? – Целый мир? – удивился Лютик. – Специально для нас? Тогда почему в нем так плохо? – А разве вы привыкли, чтобы вам было хорошо? – жестко спросил Оберон. – Это потому что мы все некрасивые, да? – грустно спросил Лютик. – Ты его обижаешь, – тихонько сказала женщина, до сих пор молча наблюдавшая за ними. – Да нет же. – Оберон с досадой взмахнул рукой – с пальцев сорвался еще один блуждающий огонек. – Я просто хочу, чтобы он понял… Исправить то, что снаружи просто. А как ты исправишь то, что внутри? Дар? Он же либо есть, либо нет… – Чего? – переспросил Лютик. – Дар – это, – Оберон в затруднении покачал головой, – ну, когда ты видишь не только то, что тебе показывают, или… не знаю, как объяснить… Когда ты и мир, все это вместе… – Он неопределенно обвел комнату рукой и умолк. Лютик почувствовал, как его охватила тоска – тоска изгнанника, вынужденного жить вдали от благословенной земли, вечно прозябать на холодной и равнодушной чужбине… – Но я же… – Он запнулся и с мольбой поглядел на Оберона. – Я же… ты же сам говорил! Я могу остаться? Ну хоть ненадолго? Ему показалось, что женщина поглядела на Оберона со скрытой мольбой, но тот покачал головой. – Подойди к окну, Лютик, – попросил он, – пожалуйста. Лютик недоуменно поглядел на него, но послушно слез со стула и подошел к окну. – Что ты видишь? Лютик выглянул в окно и какое-то время напряженно вглядывался в мерцающую даль. Ему очень хотелось угодить Оберону. – Три сосны, – начал перечислять он, – еще один дом, совсем рядом. Его раньше не было. О, вывеска вспыхнула. На ней написано… нет, на ней написано: «Парусные корабли и кружевные зонтики», еще… – Хватит, Лютик, – сказал Оберон. – Знаешь, я думаю, что нам пора. Сейчас я открою барьер и провожу тебя в вагон, ты уснешь, а когда проснешься, будешь ехать в поезде к теплому морю в полной уверенности, что все это – сон. И обещаю тебе, что на море все будет замечательно. – Но ведь это и вправду сон, – возразил Лютик. – Ну, конечно, – согласился Оберон. – Я провожу, – торопливо сказала женщина. – Разумеется, – ответил он. – Я тоже. Как же иначе? Пойдем, Титания. |