Онлайн книга «Невеста войны. Против «псов-рыцарей»»
И все же, когда вышли в Ладогу (Нево, как его называли новгородцы), я помянула добрым словом создателей океанских лайнеров и больших паромов. Пятиэтажные суда не подвержены болтанке, на них трудно заболеть морской болезнью, нужно очень постараться. Здесь же лично меня начало мутить почти сразу, а Лушку так и вовсе уложило на тюки, отбив аппетит надолго. Да уж, мы с сестрицей оказались никудышными мореплавателями, нам Америки не открыть ни с Эйриком Рыжим, ни даже с Колумбом. И никакого удовольствия, подобного тому, что было на финском пароме, я не получила. Соломон прав, всему на свете, как хорошему, так и плохому, приходит конец, мучениям тоже. Еремей кивнул на выраставшую на горизонте землю: – Готланд. Я впилась глазами в берега. До чего же интересно видеть то, что потом изменится до неузнаваемости! – Ты бывала здесь? Я оглянулась на Вятича: – Да, в Висбю на фестивале. Красивый городок, маленький, действительно древний. И в Сигтуне бывала, и в Упсале… И в Стокгольме. Представляешь, как интересно сейчас? – Только постарайся не ляпнуть какую-нибудь глупость. Кстати, Стокгольма еще нет, он появится лет через десять. И Ганзейского союза пока тоже нет. – Как это, ведь Новгород же… – Нет, договор заключат через год – в 1241 году, хотя сам союз уже сложился. – А что есть? – А есть шведы, датчане, норвежцы и иже с ними, которых мы должны между собой перессорить, как предлагал кое-кто. И я не представляю, как это сделать. Я махнула рукой: – На месте разберемся! На палубу выползла бедолага Лушка, измученная морской болезнью, светло-зеленая, но решительная. – Берег? Наконец-то! Где там эти крестоносцы? – Она рукава не закатывала, но впечатление было именно такое: сейчас пришвартуемся, и Лушка набьет морды всем противникам Руси сразу или по очереди, это смотря как под руку попадутся. – Луш, ты хоть на причал сойди сначала. – А крестоносцев в Висбю, Луша, нет. Морской ледунг собирается в Сигтуне. Лушка вытаращила на Вятича глаза так, словно тот завез ее в Мухосранск, обещав тур в Париж. – А чего мы тогда здесь делаем?! – Найдем судно, которое поплывет в Сигтуну. – Не проще заплатить этому, чтобы сразу туда и завез? – Не проще. Наше появление в Сигтуне на новгородской ладье и без повода привлечет ненужное внимание. Сестрица только фыркнула, что я поняла как сомнение, что внимание может быть ненужным. И вдруг Лушку осенило: – Насть, а крестоносцы татарский знают? – Нет, конечно, откуда? – Тогда я буду ругать их по-татарски, как делала в Козельске. Я уже поняла, о чем она, я тогда неосторожно ляпнула: «С первым апреля, товарищи! Чтоб вы сдохли!» и про первое апреля сказала, что это пожелание сдохнуть, только по-монгольски. Лушка поверила и запомнила. Немного посоображав, я все же решила, что про первое апреля вряд ли кто поймет, пусть ругается. Еремей посетовал: – Пристать бы к мысу Святого Олафа, сходить к купели, да боюсь, тогда на пристань вовремя не успеем, припозднились мы чуть. Как и следовало ожидать, любопытная Лушка тут же сунула свой нос: – А что за купель? – Когда Святой Олаф плыл из Норвегии в Новгород, остановился на Готланде, он всегда здесь останавливался. – Почему? – Тут словно перепутье морских дорог. Так вот, когда он тут остановился, то решил крестить и готландцев. Сам ходил по острову и рассказывал гутам… – Кому? – Гуты – это жители Готланда. Рассказывал им о христианской вере. А потом они все крестились в маленьком озерке вон там… Его теперь зовут купелью Святого Олафа. – Это где храм стоит? – Да, сначала деревянная часовня, говорят, была, а после и каменный храм поставили. – А чего он в Новгороде делал? Я не успела остановить Лушку, та все же задала дурацкий для новгородца Еремея вопрос. Тот удивился: – Не новгородская, что ли? – Нет. – А… Олаф Святой русскими князьями воспитан. Сначала его отец, тоже Олаф, а потом и сын. Их Владимир Красно Солнышко и Ярослав Владимирович воспитывали. Теперь едва не задала дурацкий вопрос я. Вернее, чуть не уточнила: «Мудрый?», но вовремя сообразила, что это прозвище князь Ярослав получил позже. Так же, как князь Александр позже будет Невским. Опасно, однако, слишком много знать. Каково же Вятичу, когда он знает в тысячи раз больше меня? Лушка уже забыла об Олафах, воспитанниках русских князей, она то и дело тыкала пальцем в прибрежные скалы, а потом и появившиеся вдали купола церквей: – А это что? А это как называется? Еремей терпеливо объяснял. Мне показалось, что мы обходим остров с севера, во всяком случае, правили явно туда. – А мы что, приставать не будем? Честно говоря, морская болтанка изрядно надоела и мне тоже, очень хотелось бы почувствовать под ногами не ходившую ходуном палубу небольшой ладьи, а нормальную землю. Лушка поддержала: – На травку хочу. Еремей кивнул: – Скоро будет. Висбю с другой стороны, обогнем остров и пристанем. А это остров Форе. Действительно, как я могла забыть, Висбю же на северо-западе, а мы плывем с востока. И вот они башни города и шпили соборов. Не может быть, крепость все та же?! И стена крепостная тоже. Я смотрела на город, как на старого знакомого. Ряды стоящих почти вплотную самых разных плавсредств от больших ладей до рыбацких лодочек, крепостные стены города… Все так и не так одновременно. – Да тут места нет! Но Еремей командовал уверенно, видно, точно знал, что место у причалов Висбю найдется всем. Нашлось, не просто приткнулись, а вполне комфортно пришвартовались, причем, если я верно поняла, вообще среди своих, новгородских. Так и оказалось, с нескольких ладей Еремею приветственно помахали. Да, из нас с Лушкой морские волки получились никудышные, сойдя на причал, чуть не попа€дали и первые шаги делали явно нелепо, словно боясь, что палуба снова поплывет из-под ног. Но я хоть от морской болезни во время плавания не страдала, а бедолага Лушка вообще извелась. Зато Анея как огурчик, вела себя так, словно всю жизнь бороздила морские просторы. Я украдкой вздохнула: да, нам до тетки далеко. В городе Еремей уверенно повел нас на Новгородскую улицу. В своей нормальной жизни я на ней была – улочка метров 50, не больше. Она оказалась небольшой, но уж не такой крохотной. Конечно, в городе очень многое поменялось, сообразить где и что оказалось слишком сложно, немного поломав голову, я мысленно махнула рукой: какая разница, едва ли я буду когда-нибудь рассказывать, как все выглядело в тринадцатом веке. Все равно не поверят, да и рассказать не получится. |