Онлайн книга «Невеста войны. Ледовое побоище»
– Ты его хоть переверни, мордой же вниз тащишь! Никоня тоже глянул внимательней, стукнул по шлему, пытаясь определить где у этого ведра перед. Рыцарь отозвался, он действительно лежал на животе. Никоня чуть подумал и махнул рукой: – И так сойдет! Латы загрохотали по льду дальше. А немец, похоже, смирился, он уже не брыкался, болтался в своей броне, как ведро с гвоздями. Русские поспешно собирали брошенное оружие, доспехи, связывали меж собой пленных, выстраивая их для путешествия в Псков. Задерживаться было нельзя, вот-вот тронется лед и наступит весенняя распутица. Русское войско, тяжело груженное добычей и обремененное пленными, двинулось к Пскову. Князь Александр собрал у себя воевод, тысяцких и сотников. Прежде всего разыскивал глазами тех, кого хорошо знал и кем дорожил. Брат Андрей жив и даже не ранен, хотя бился отчаянно смело. «Потом поругаю за безрассудство», – подумал князь. Недосчитался и кое‑кого из тысяцких, и сотники не все, воевода Миша ранен, но жить будет, нет многих знакомых по первому походу на шведов людей. Но он знал, что так будет, был готов к этому. И все равно больно и жалко. Сам князь тоже ранен, но легко, от рыцарского меча спасла кольчуга, да еще ловкость любимого коня, вовремя метнувшегося в сторону, точно почуявшего опасность для своего хозяина. А может, и правда чуял? В бою конь со всадником одно целое, жизнь обоих от обоих и зависит. Тысяцкие уже пересчитали людей, теперь рассказывали, у кого сколько погибло. Больше всех пострадал, конечно, Передовой полк и чело. Это было понятно, но русичи взяли дорогую плату за свои жизни. Погибло много рыцарей, много взято в плен. Огромное количество доспехов, оружия, кузнецам работы хватит на год. Князь, поговорив о людях, распорядился: – Пленных не добивать, отправим в Новгород. – Зачем они тебе? – чуть сморщился князь Андрей. Ему совсем не хотелось тащить эти груды железа так далеко. – Из доспехов вытряхнуть, связать и вести в Новгород следом за собой. Пусть все видят, что такое пленный рыцарь. А мы на них псковских заложников выменяем. А рыцарей не посчитали, сколько побито и в плену? Отозвался тысяцкий Евсей: – Убитыми, княже, четыре сотни, а раненых не ведаю. – Сколько? – изумился Александр. – Четыре, – подтвердил тысяцкий. Кулак князя резко опустился на наспех сооруженный в шатре стол. Не выдержав, доска треснула. Все даже вздрогнули. Глаза Андрея беспокойно впились в лицо брата, чего это он? Неужели мало? Нет, глаза вон как блестят. – Разбили ливонцев! Разгромили! – Видя, что никто не понимает, пояснил: – Их всего‑то было восемь сотен! А мы половину положили! Меня все же пару раз крепко приложили, болела рука, снова многострадальный бок, уже получавший свое в боях с ордынцами, и голова. Но знамя я так и не выпустила, даже когда все закончилось. Сползла с коня и уселась прямо на лед, потому что ноги не держали и перед глазами все плыло. Сидела, привалившись к чему‑то, но крепко сжимая в руках драгоценное древко, нет, даже сейчас стяг не должен опуститься, упасть. Тем более сейчас! Это знамя победы. В голове страшно гудело, явно получила сотрясение мозга. Ладно, пройдет. Правый глаз заливала кровь… Что это, моя? Нащупав рукой рану, я убедилась, что она не смертельна, скорее большая ссадина, которая сильно кровила. Наверное, я размазала кровь по лицу, потому что ко мне наклонился какой‑то мужик: – Что, девонька, ранена? Пойдем, помогу до телеги добраться. Я помотала головой, отчего перед глазами замелькали черные мушки: – Нет, я немного посижу и встану. Пройдет… – Давай, стяг‑то заберу. Или сама князю отдашь? Только тут я сообразила, что до сих пор крепко сжимаю древко стяга. Во какая героиня – так и не дала ему упасть! Голова постепенно стала проясняться, и сразу возникла мысль о Вятиче. Этот герой погнал рыцарей до самой Риги и поэтому до сих пор не разыскал меня? Чуть посидела, соображая, что надо подниматься, потому что сижу попросту в большой луже на льду. Вдруг стало по‑настоящему тревожно из‑за Вятича. Где это он? Я была совершенно уверена, что погибнуть муж не мог, у него наверняка настолько сильный оберег, что если уж меня не смогли укокошить эти громилы с ведрами на головах, то его тем более ни один меч не возьмет. – Настя, – я подняла голову на голос князя Александра, он показал своему оруженосцу, чтобы тот взял у меня стяг, и чуть смущенно крякнул: – Вятич там… «Там» означало телеги, на которые грузили убитых! Что?! Мушки перед глазами разлетелись в стороны сами собой и больше не посмели показываться, в одно мгновенье я оказалась перед санями, на которых поверх еще кого‑то действительно лежал Вятич. – Вятич! У меня перехватило дыхание. Это не мог быть Вятич, но это был он. Лицо белое, в нем ни кровинки, дыхания не видно. Я вцепилась в мужа, как сумасшедшая, принявшись трясти его, как грушу: – Не смей подыхать, слышишь?! Не смей помирать! Если ты умрешь, я придушу тебя собственными руками! Я орала что‑то несусветное, и наплевать, что думали обо мне вокруг. И вдруг… нет, мне не почудилось, что‑то действительно дрогнуло. Я сползла на снег, вглядываясь в такое дорогое лицо и пытаясь найти в нем хоть какой‑то признак жизни. – Вя… тич, миленький… – рыдания душили, крупные слезы невыразимого горя текли по щекам, руки дрожали… – не умирай… Мы с Федькой не сможем без тебя… не умирай… не умирай, родной… Руки гладили и гладили его лицо. И снова мне показалось, что я что‑то чувствую. – Он жив, не смейте его хоронить, он жив! – И-и… девонька, столько крови потерять, кто ж тут выживет? – вздохнул какой‑то ратник. – Не смейте увозить его! Я не отдам! Я выхожу. – Чует что? – сокрушенно покачал головой второй. – Давай на эти сани, и сама садись тоже, вон еле на ногах держишься, вся в крови. Они помогли мне переложить Вятича, по‑прежнему не проявлявшего никаких признаков жизни, в другие сани, и возница щелкнул кнутом: – Я тебя поскорее в деревню отвезу, тут неподалеку есть. Там в тепле согреешься, а завтра и похоронишь своего милого… – Никого я хоронить не буду! Он жив, – в моем голосе было столько уверенности, что мужик только покосился на бесчувственного сотника. – Ну и ладно, ну и хорошо. Я всю дорогу держала голову Вятича в своих руках, чтобы не сильно трясло, мысленно умоляя: – Ну хоть какой‑то знак дай, если ты жив. Хоть вздохни, дрогни ресницами… Но сколько ни прислушивалась, дыхания не чувствовала. В деревне привезший меня мужик сокрушенно кивнул на нас с Вятичем: |