Онлайн книга «Невеста войны. Ледовое побоище»
– Какую, он наверняка осторожен? – Запнулся ногой о порог, не так принял ту же чашу… Нет, об отравлении писал только папский посол Карпини. Не их ли рук дело? – Тогда надо сказать князю Ярославу, чтобы держался от этих послов подальше. – Надо, только не получится, ведь их обязательно будут селить и за столом сажать рядом. Монголам наплевать на европейские разборки. Не Ярослав, так другой будет, лишь бы дань платил. К тому же Ярослав Всеволодович ставленник Батыя, а этого хана в Каракоруме любят не больше тебя. Клянусь, на мгновение мне стало Батыя… жаль! Чтобы задавить это непривычное чувство, я взъерепенилась: – Нет, Вятич, это ужасно! Из-за какого-то Батыя должен гибнуть отец Невского! Это несправедливо и увеличивает вину Батыя, между прочим! – Думаю, у Батыя и без князя Ярослава вины хватит, чтобы быть тобой проклятым, а вот посоветовать отцу Невского держаться подальше от Карпини действительно надо. Это можно сделать через владыку Спиридона. Тяжко старику, но что поделаешь, если на его годы такое выпало. У наших ворот остановился возок. Ну, возок и возок, мало ли кто ездит мимо и даже приостанавливается, но меня почему-то просто снесло с крыльца навстречу… Лушке! Наверное, это смотрелось дико: две взрослые женщины с визгом бросились друг к дружке в объятья. Челядь изумленно замерла, но нам было наплевать. Луша вернулась, моя Луша со мной! Живая, здоровая, улыбающаяся… Я только крикнула в сторону дома: – Вятич, Луша с Анеей! Тетка, выбираясь из возка, критически заметила: – И не только… Действительно, третьим был серьезный крепыш примерно Федькиного возраста. Племянник! Я как полоумная вцепилась в малыша и принялась его тормошить: – Тебя как зовут? Ну, скажи, как тебя зовут? Бедный ребенок, перепугавшийся из‑за наскока ненормальной тетки, молчал. – Луш, он по‑русски не понимает? Не говорит? – Все он понимает и говорит. Испугался просто. Яном его зовут. Ян действительно не вынес моих измывательств и с ревом уткнулся в подол матери. Луша, смеясь, гладила его по светлой головке: – Ну, чего ты испугался, чего? Это твоя тетя Настя. Ситуацию разрулил Федя. Он подошел, скептически оглядел ревущего двоюродного братца и вдруг протянул ему деревянную лошадку: – На. К нашему изумлению, тот взял. – Пойдем, у меня еще есть… Мы стояли и, раскрыв рты, наблюдали, как послушно топает за Федей его новый друг. Никогда не замечала за Федькой поползновений раздавать свои игрушки первым встречным, скорее напротив – мое чадо четко различало свое и не свое. Видно, почувствовал, что Ян не чужой. – А твоего как зовут? – Федей. В честь отца. Анея кивнула, на глазах у нее выступили слезы, все же она очень любила брата, хотя и ругала его. Я в очередной раз подумала, что у меня классная тетка! – Чей, Биргера? Я могла бы и не спрашивать, потому что Федькину лошадку несла в руках точная копия Биргера – такая же круглая голова с любопытными, вопрошающими глазенками. – Да. – А как же он отпустил? – А он не отпускал, мы сбежали. – Луша! А он войной не придет за сыном? – Я лихорадочно пыталась вспомнить, не было ли второго похода у Биргера на Русь. Блин, кажется был! Надо немедленно спросить у Вятича… Сам Вятич уже появился на крыльце, он стоял, как всегда, чуть приподняв лицо и прислушиваясь. Федя подвел к отцу Яна и деловито представил: – Это Ян. Вятич безошибочно протянул руку малышу и… тот спокойно пошел к незнакомому дядьке. А от меня шарахнулся, как от зачумленной! И где в этой жизни справедливость? Почему к Вятичу просто липнут все дети, собаки, даже волки, а меня собственный сын папой звал? От размышлений о несправедливости меня отвлекла Анея, она осторожно кивнула в сторону Вятича: – Совсем не видит? – Угу… – Ну, пошли, поговорим. Настя, а мы к вам. У вас поживем, если приютите. – Конечно! Мой вопль снова напугал малыша, Ян беспокойно оглянулся, но рука Вятича нашла его головку, и ребенок отвернулся. – Настя, ты своим криком Яна перепугаешь. И это Лушка, которая раньше вопила в три раза громче меня! Что с людьми материнство делает… Правда, не со всеми, я как была бешеной, так и осталась. Нет, теперь мне начало казаться, что я как раз была такой, какая сейчас Луша, а стала такой, какой она была раньше. Напрочь запутавшись в раньше и теперь, я потащила мать и дочь к крыльцу: – Конечно, у нас, дом вон какой, всем места хватит… Потом Анея объяснила: – Мы приехали к Спиридону, да владыка болен, ему не до нас, не хотелось стеснять. Челядь отпустила, кто у владыки остался, кто ушел, это их дело. Потом мы допоздна сидели, рассказывая и рассказывая о событиях своей жизни за последние годы. Одну тему деликатно обходили: слепоту Вятича. Он заговорил сам: – Я теперь калека, слепец. И если бы не Настя, жить не смог, она меня из‑за Калинова мосточка вытащила, она и ведет дальше. Я смутилась: – Да ладно тебе… Вернулся ты сам, и живешь тоже. Давайте я вам лучше расскажу, как я козу впервые в жизни доила… Снова мы смеялись, снова рассказывали о забавных происшествиях, перебивая друг дружку. Я заметила, как Анея похлопала Вятича по руке, что-то тихо сказав. Тот повернул к ней лицо, переспросил, тетка повторила. Я была почти уверена, что обещала, что он прозреет. Вятич усмехнулся, но усмешка эта была совсем не веселой. Похоже, сам муж в такое уже не верил. А меня все-таки беспокоило то, что Яна увезли тайно. Сестрица с теткой принялись рассказывать, как им удалось обмануть бдительного Биргера. Они жили в одном из имений королевского зятя, супруга которого почему-то спокойно отнеслась к такому положению дел. Анея быстро взяла все в свои руки и навела там такой порядок, что сам Биргер ахнул. Их с Лушкой страсть вспыхнула, как костер из сухостоя, и погасла, как искры от этого костра на ветру, оставив сына. Может, потому Ингеборг и была так спокойна? Анея рассказывала, а я почему-то маялась, словно пытаясь вспомнить что-то важное. Нет, не про устройство новой мельницы в имении королевского зятя и не о том, как должна работать ткацкая мастерская… Я пыталась вспомнить что-то из своей прежней московской жизни, но связанное с Биргером… И вдруг меня осенило! |